Личина Смысла

Глава 1.1. Апофеоз Ностальгии и Затмение Здравого Смысла

Аркадий Петрович внимательно изучал трехмерную голограмму, зависшую над полированным столом из матового пластика. Голограмма изображала пакет молока «Счастливое Детство», выпуск 1978 года. Каждый изгиб тетрапака, каждая потертость угла, каждая микроскопическая капля, присохшая к горлышку – все было воспроизведено с дотошной, почти маниакальной точностью. Задача Аркадия состояла в том, чтобы определить степень его «духовного устаревания» и предложить оптимальный метод «реинкарнации бренда» или, в случае необратимого распада, «почетной кремации нарратива».

Рука Аркадия, привычно скользнув по сенсорной панели, увеличила изображение до масштаба молекулярной сетки. Он прищурился, вглядываясь в едва различимые микротрещины в полиэтиленовом слое, словно там был зашифрован великий смысл или последний вздох давно ушедшей эпохи.

За окном, за тройным бронированным стеклом, тянулись бесконечные, серые, нагроможденные друг на друга этажи офисного центра «Квантовый Потенциал». Москва дышала выхлопами миллионов электромобилей, гудела невидимыми дронами-доставщиками и пульсировала бессмысленными рекламными щитами, проецирующими в воздух образы идеального потребления. Но в кабинете Аркадия Петрович всегда царил особый, затхлый аромат прошлого — смеси архивной пыли, выцветшей типографской краски и чего-то неопределимого, вроде сновидения о давно забытом.

Аркадий Петрович поднял взгляд на своего куратора, Семёна Игнатьевича. Тот сидел напротив, в идеально скроенном костюме цвета влажного асфальта, и его обритый череп отражал мягкий свет офисных ламп. Семён Игнатьевич, всегда погруженный в свои вычисления, казался частью самой корпоративной структуры, ее самым совершенным алгоритмом.

— И что мы имеем, Аркадий Петрович? — произнес Семён Игнатьевич, голос его был лишен каких-либо эмоций, напоминая отлаженный голосовой синтезатор. Его тонкие губы, едва шевелясь, формировали слова с точностью лазерного луча.

Аркадий Петрович тяжело вздохнул, его пальцы постукивали по столу.

— Пакет молока «Счастливое Детство», 1978 год, — начал он, выпрямившись в кресле. — Класс «Б». Объемная деградация нарративного поля — 78 процентов. Отсутствие устойчивых позитивных коннотаций в целевой группе «25–35» — 92 процента. Отсутствие вообще каких-либо коннотаций в группе «до 25» — 99,99 процента.

Семён Игнатьевич кивнул, его взгляд оставался неподвижным.

— Какие остаточные феномены? — спросил он.

— Фантомные отголоски ностальгии в группе «60+», — Аркадий Петрович почесал затылок. — Но это нецелевая аудитория, Семён Игнатьевич. Это, скорее, умирающие воспоминания. Их не монетизировать.

— Вязкость мифа? — уточнил Семён Игнатьевич.

— Практически нулевая. Образ молока не ассоциируется ни с чем, кроме молока. Нет привязки к Великому Прошлому, нет интриги, нет потенциала для квеста. Обычное молоко. Продукт, который был просто продуктом.

Семён Игнатьевич медленно выдохнул.

— Значит, «кремация нарратива».

Аркадий Петрович согласно кивнул.

— Подписываем акт «ликвидации бренда» и передаем в архив забвения. Еще один призрак растворится в цифровом эфире.

Семён Игнатьевич склонил голову, его глаза, не мигая, смотрели на голограмму пакета молока. Он словно прощался с ним.

— Неужели мы так и будем хоронить эти осколки прошлого, Аркадий Петрович? — в его голосе, впервые, проскользнула интонация, напоминающая легкую грусть, или, возможно, лишь имитацию таковой. — Неужели они все безвозвратно уходят в небытие?

Аркадий Петрович пожал плечами.

— Такова наша работа, Семён Игнатьевич. Мы санитары смыслов. Убираем гниль, чтобы на ее месте мог вырасти новый, свежий, синтетический цветок. Или чтобы ничего не росло. В зависимости от задачи.

Наступила тишина, прерываемая лишь легким гудением голографического проектора. Пакет молока «Счастливое Детство» 1978 года выпуска, зависший в воздухе, казался монументом уходящей эпохе, символом чего-то безвозвратно потерянного в суете бесконечного переписывания истории.

Внезапно экран на столе Семёна Игнатьевича засветился ярким, тревожным оранжевым светом. Он слегка вздрогнул, чего Аркадий Петрович не видел за все годы их совместной работы. Семён Игнатьевич всегда был воплощением невозмутимости.

— Что это? — спросил Аркадий Петрович, склонившись над столом.

Семён Игнатьевич прищурился, его взгляд быстро пробежал по строкам текста, появившимся на экране. С каждой секундой его лицо становилось все более напряженным, а тонкие губы сжимались в еще более плотную линию. Он провел пальцем по экрану, увеличивая шрифт.

— Невозможно, — пробормотал он.

— Что невозможно? — Аркадий Петрович вытянул шею.

— Это личное сообщение, — Семён Игнатьевич поднял глаза на Аркадия. — От самого Генерального Директора.

Аркадий Петрович ощутил, как по его спине пробежал холодок. Сообщения от Генерального Директора были редкостью. Они появлялись только в самых исключительных случаях, когда речь шла о проектах высочайшей секретности и потенциальной важности. Последний раз такое сообщение пришло, когда Концерн «Наследие» получил заказ на «ревитализацию» символики, связанной с Олимпийскими играми 1980 года, и это привело к серии совершенно безумных, но крайне прибыльных мероприятий.

Семён Игнатьевич медленно поднялся. Он выглядел так, будто получил весть о начале новой мировой войны, или, по крайней мере, о банкротстве Концерна.

— Вы отзываетесь, Аркадий Петрович, — произнес он, его голос был едва слышен. — Немедленно. В Центральный Мозговой Центр.

Аркадий Петрович кивнул. Он знал протокол. Отзыв в ЦМЦ означал прямое общение с высшим руководством, минуя все промежуточные звенья. Это был знак крайней важности и одновременно потенциальной опасности.

Он выключил голограмму пакета молока. Тот мгновенно исчез, растворившись в воздухе, словно его никогда и не существовало. Аркадий Петрович встал, поправил воротник своего стандартного офисного комбинезона и направился к выходу. Семён Игнатьевич, стоявший неподвижно, провожал его взглядом.

— Идите, Аркадий Петрович, — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Аркадию. — И да пребудет с вами Великий Смысл. Или его отсутствие.

Аркадий Петрович усмехнулся. В их мире это было примерно одно и то же.

Глава 1.2. Лабиринты Забытых Фабрик и Призраки Сладких Грез

Путь до Центрального Мозгового Центра занял несколько минут. Аркадий Петрович спустился на скоростном лифте, который, казалось, падал сквозь километры офисных пространств, заполненных гулом тысяч голосов, переплетением бесчисленных коммуникаций и невидимым трепетом миллиардов баз данных. На нижних этажах, где располагался ЦМЦ, воздух становился плотнее, насыщаясь запахом озона и какой-то странной, слегка сладковатой, металлической примесью, которая, как говорили, исходила от огромных вычислительных комплексов.

Двери лифта бесшумно скользнули в стороны, открывая перед Аркадием Петровичем длинный, слабо освещенный коридор. Стены коридора были облицованы черным, зеркальным материалом, отражавшим нечеткие, искаженные силуэты. В конце коридора виднелся единственный вход — массивная дверь из матового стекла, на которой, при приближении, загоралась красная голографическая надпись: «Вход только по спецдопуску».

Аркадий Петрович приложил ладонь к сканеру. Загорелась зеленая точка, дверь бесшумно отъехала в сторону. Он вошел в полумрак.

Помещение, в которое он попал, было огромным, с высокими потолками, теряющимися в темноте. В центре зала, на возвышении, стоял массивный стол, за которым сидело несколько человек. Их лица были неразличимы в тени, но Аркадий Петрович знал, что это высшее руководство Концерна «Наследие». В основном, это были люди, чьи имена знали немногие, но чье влияние ощущалось в каждом витке информационного потока, в каждом переосмыслении давно забытых символов.

Над столом, как и в его кабинете, зависала огромная голограмма, но не пакета молока, а нечто гораздо более сложное и загадочное. Это было изображение многослойной, фрактальной структуры, пульсирующей и меняющей цвета, напоминающей одновременно и нейронную сеть, и запутанную паутину древних символов.

Из тени раздался низкий, бархатистый голос, который Аркадий Петрович знал безошибочно. Это был голос Генерального Директора, человека, чье имя было такой же загадкой, как и его истинные мотивы. Его называли просто — Господин.

— Аркадий Петрович, — произнес Господин. — Мы давно ждали вас.

Аркадий Петрович шагнул вперед, стараясь сохранять невозмутимый вид.

— Я к вашим услугам, Господин, — произнес он, слегка склонив голову.

— Вы хорошо справляетесь с «кремированием нарративов», — продолжил Господин. — Очень хорошо. Но сегодня у нас для вас другая задача. Гораздо более… деликатная.

Голограмма над столом изменилась. Фрактальная структура исчезла, и на ее месте появилось изображение старинной, слегка пожелтевшей упаковки. На ней был изображен ребенок, держащий в руке яркий, разноцветный леденец. Надпись гласила: «Радуга Завтрашнего Дня. Фабрика имени Сладкого Пролетариата».

Аркадий Петрович прищурился. Это было что-то из глубоких архивов, настолько давно забытое, что даже он, специалист по отмирающим брендам, едва мог вспомнить о существовании этой фабрики.

— Это… — он начал, но Господин его перебил.

— Это не просто леденец, Аркадий Петрович, — голос Господина стал чуть громче, в нем появились новые, неожиданные ноты. — Это артефакт. Фантом. Сгусток концентрированной, не до конца переработанной ностальгии. Мы обнаружили, что в последние месяцы, в определенных слоях населения, происходит… нечто.

Он сделал паузу. Члены совета за столом оставались неподвижными, их фигуры словно вырезанные из тени.

— Нечто, что мы не можем объяснить обычными методами анализа социальных трендов. Мы назвали это «Синдромом Утраченной Радости». Люди начинают вспоминать о «Радуге Завтрашнего Дня» с несвойственной для такого заурядного, казалось бы, продукта, интенсивностью. Они ищут его, описывают странные ощущения, связанные с ним.

Аркадий Петрович поднял бровь.

— Какие ощущения, Господин?

— Это сложно описать. Некоторые говорят о чувстве абсолютного счастья, которое возникало после употребления. Другие — о странных, ярких сновидениях, о путешествиях по неизведанным уголкам собственного сознания. Третьи — о прояснении восприятия, о способности видеть «истинные» цвета мира.

Аркадий Петрович почувствовал легкое головокружение. Все это звучало как дешевый пиар-ход для нового психоделического препарата, а не для советской кондитерской фабрики.

— Сказки, Господин, — произнес он, стараясь сохранить скептический тон. — Народная мифология. Городские легенды. Мы сталкивались с подобным. Обычно это продукт коллективного бессознательного, ищущего идеалы в прошлом.

— Возможно, — голос Господина стал еще тише, почти шепотом. — Но есть одно «но», Аркадий Петрович. Мы обнаружили, что эти «воспоминания» не являются просто ностальгией. Они… слишком реальны. Некоторые из людей, которые утверждают, что ели эти конфеты, обладают специфическими, необычными навыками. Способностями. Они говорят о «цвете счастья», который они видели, о «вкусе бесконечности».

Аркадий Петрович ничего не ответил. Он смотрел на голограмму леденца. На ней действительно было что-то странное, нечто, что выходило за рамки обычного изображения. Леденец, казалось, светился изнутри, излучая некий невидимый, но ощутимый свет.

— Ваша задача, Аркадий Петрович, — продолжил Господин, — выяснить, что именно было в этих конфетах. Не просто химический состав, а их… метафизический секрет. Мы хотим понять, как обычный продукт мог породить такие эффекты. И, если это возможно, воспроизвести их.

Аркадий Петрович кивнул. Задача была грандиозной. Он знал, что Концерн «Наследие» не занимался простым производством. Они занимались переработкой идей, смыслов, эмоций. И теперь они хотели переработать само счастье. Или то, что им казалось счастьем.

— У вас будут все ресурсы, — сказал Господин. — Доступ ко всем архивам. К любым специалистам. Вы будете работать напрямую с нашим Отделом Извлечения Скрытых Смыслов.

Аркадий Петрович понимал, что это означало. Отдел Извлечения Скрытых Смыслов был легендарным, почти мифическим подразделением Концерна. Ходили слухи, что его сотрудники используют древние шаманские практики, компьютерные алгоритмы, квантовую физику и нечто совершенно невообразимое, чтобы «извлекать» из прошлого те элементы, которые могли бы быть использованы в настоящем.

— Я приступаю немедленно, Господин, — произнес Аркадий Петрович.

— Отлично, — Господин кивнул. — Мы ждем результатов. И будьте осторожны, Аркадий Петрович. Иногда, слишком глубоко погружаясь в прошлое, можно найти не только то, что ищешь, но и то, что не должен был находить.

Голограмма леденца медленно растворилась в воздухе. Аркадий Петрович поклонился и покинул ЦМЦ. В коридоре он остановился, чувствуя, как его сердцебиение усилилось. Он только что получил задание, которое могло изменить его жизнь. Или уничтожить его.

Глава 1.3. Подземные Реки Забвения и Зеркала Прошлого

На следующее утро, Аркадий Петрович прибыл в Отдел Извлечения Скрытых Смыслов. Это было отдельное здание на окраине Москвы, спрятанное за высоким бетонным забором с колючей проволокой, обвешанной камерами наблюдения. С виду оно напоминало заброшенный НИИ или гигантский склад. Внутри же царил удивительный порядок, граничащий с обсессивной чистотой.

Его встретила женщина по имени Вера. Она была высокой, худой, с короткими, выкрашенными в ярко-синий цвет волосами и пронзительными, внимательными глазами. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но в ее взгляде чувствовалась глубокая, почти космическая усталость.

— Аркадий Петрович, — произнесла она низким, слегка хрипловатым голосом. — Мы ждали вас. Господин уже проинформировал нас о вашей задаче.

— Вера, — Аркадий Петрович кивнул. Он знал, что Вера — один из ведущих специалистов Отдела. Ее репутация была такой же загадочной, как и методы, которыми она пользовалась.

— Прошу за мной, — Вера повернулась и медленно пошла по коридору.

Коридор был освещен тусклым, мерцающим светом, и Аркадий Петрович заметил, что стены здесь были увешаны не картинами, а странными, абстрактными схемами, графиками и таблицами, исписанными непонятными символами. Он видел изображения каких-то древних рун, переплетающихся с нейронными сетями, графики колебаний человеческого сознания и диаграммы энергетических полей.

— Это наши рабочие инструменты, — сказала Вера, заметив его взгляд. — Мы исследуем саму ткань реальности. Или, по крайней мере, ее информационный отпечаток.

Они дошли до массивной металлической двери без каких-либо опознавательных знаков. Вера приложила к ней ладонь, и дверь бесшумно открылась.

Внутри оказалось огромное помещение, заполненное рядами стеллажей, на которых громоздились старинные коробки, папки, рулоны пленки и, что самое странное, какие-то необычные механизмы, напоминающие одновременно и лабораторное оборудование, и произведения современного искусства. Воздух здесь был насыщен запахом бумаги, пыли и чего-то электрического, почти озонового.

— Это наш «Музей Забытых Вещей», — Вера обвела рукой помещение. — Здесь хранится все, что когда-либо существовало в Советском Союзе. Каждый предмет, каждая концепция, каждая мечта. Мы собираем их и анализируем их «эмоциональный след».

Аркадий Петрович прошел между стеллажами. Он видел старые игрушки, выцветшие плакаты, пробитые комсомольские билеты, изъеденные молью флаги, сломанные радиоприемники. Каждый предмет, казалось, нес в себе отпечаток тысяч жизней, тысяч воспоминаний, тысяч надежд и разочарований.

— Мы начали с «Радуги Завтрашнего Дня», — Вера подошла к одному из стеллажей, на котором стояла серия картонных коробок, помеченных ярлыком «КФ "Сладкий Пролетарий"». — Первичный анализ показывает аномально высокую концентрацию «эмоциональной энергии» в образцах упаковки. Выше, чем у любого другого бренда.

Аркадий Петрович вытащил одну из коробок. На ней была нарисована девочка с красным бантом, улыбающаяся и держащая в руке тот самый разноцветный леденец. Сама коробка была выцвевшей, но рисунок на ней все еще выглядел удивительно живым, словно девочка смотрела на него из глубины десятилетий.

— Что это значит — «эмоциональная энергия»? — спросил Аркадий Петрович.

— Мы измеряем совокупность эмоциональных откликов, связанных с брендом, — объяснила Вера. — Чем больше людей испытывали сильные эмоции — радость, надежду, восхищение — при взаимодействии с продуктом, тем выше его «энергетический след». У «Радуги Завтрашнего Дня» этот след зашкаливает. Он не поддается нашим обычным алгоритмам.

Она указала на сложный прибор, стоящий на столе. Он состоял из множества прозрачных колб, наполненных разноцветными жидкостями, и мерцающих индикаторов.

— Это наш «Смыслоанализатор», — сказала Вера. — Он способен улавливать даже самые слабые информационные колебания, оставленные в эфире временем. Мы попытались пропустить через него упаковку от «Радуги». Результат… необычен.

Она повернула к нему небольшой экран, на котором появился сложный график. График пульсировал, показывая пики, которые Аркадий Петрович не мог объяснить.

— Это не просто эмоциональный след, — сказала Вера. — Это что-то иное. Что-то, что касается самого фундамента сознания. Мы полагаем, что конфета «Радуга Завтрашнего Дня» была не просто конфетой. Она была… ключом.

— Ключом к чему? — Аркадий Петрович почувствовал, как по его спине снова пробежал холодок.

— К состоянию сознания. К восприятию. Возможно, к изменению химического состава мозга, которое позволяло людям видеть мир иначе. Мы нашли упоминания о необычном ингредиенте, который использовался в производстве. Он назывался «Вкус Солнца».

Аркадий Петрович нахмурился.

— «Вкус Солнца»? Звучит как поэтическое название для пищевой добавки.

— Возможно. Но в архивах фабрики «Сладкий Пролетарий» есть обрывочные записи, указывающие на то, что это был не просто ингредиент. Это была субстанция, добытая… из необычного источника. И ее использование было строго засекречено.

Вера повернулась к другому стеллажу, где стояла старая, обгоревшая на краях папка. Она вытащила ее и положила на стол.

— Это единственные уцелевшие документы, касающиеся «Вкуса Солнца». Фабрика была уничтожена пожаром в 1983 году. Все архивы сгорели, кроме нескольких фрагментов, которые чудом сохранились в другом хранилище.

Аркадий Петрович взял папку. Бумага внутри была хрупкой, почти рассыпающейся. Он осторожно открыл ее. Внутри были рукописные записи, схемы, формулы, некоторые из которых были зачеркнуты или неразборчивы. На одной из страниц он увидел схему, напоминающую одновременно и алхимический реторт, и какую-то энергетическую установку.

— «Проект "Вкус Солнца"» — прочитал он вслух, разбирая выцветший заголовок. — «Цель: синтез эссенции абсолютного счастья для нужд трудящихся масс».

Вера кивнула.

— Именно. Но самое интересное в другом. В этих записях есть упоминания о неком «источнике света», который был необходим для синтеза. И о том, что этот источник находился в… особом месте.

— В каком месте? — Аркадий Петрович поднял глаза на Веру.

— В одном из подземных бункеров под Москвой, — ответила Вера. — Бункеров, построенных в сталинские времена для защиты от ядерного удара. Но этот бункер был особенным. Он назывался «Пристанище Света».

Аркадий Петрович почувствовал, как волоски на его затылке встали дыбом. Подземные бункеры — это уже совсем другая история. Там могли скрываться не только старые документы, но и нечто гораздо более опасное.

— И как мы найдем этот бункер? — спросил он.

Вера подошла к монитору и вывела на него старую, сильно засекреченную карту Москвы. На карте была отмечена небольшая красная точка в районе старого завода, давно снесенного и превращенного в элитный жилой комплекс.

— По нашим данным, вход в бункер находится здесь, — сказала Вера. — Но он замурован. И, судя по всему, охраняется не только физически.

— Что это значит — «не только физически»? — Аркадий Петрович нахмурился.

Вера подняла на него свои пронзительные глаза.

— Это означает, что там, возможно, остались те, кто работал над «Вкусом Солнца». Или, по крайней мере, их «ментальные отпечатки». Мы обнаружили сильные психо-энергетические аномалии в районе бункера. Словно сам воздух там пропитан чьей-то волей.

Аркадий Петрович промолчал. Он привык к странностям своей работы, но это уже выходило за рамки обычного «кремации нарратива». Это было похоже на мистический квест, на погружение в глубины чужого, возможно, безумного, сознания.

— Вы должны пойти туда, Аркадий Петрович, — сказала Вера. — Это единственный способ понять, что произошло с «Радугой Завтрашнего Дня». И что такое на самом деле «Вкус Солнца».

Аркадий Петрович кивнул. Он знал, что у него нет выбора.

Глава 1.4. Пророчества Прошлого и Эхо Несбывшихся Снов

Следующие несколько дней Аркадий Петрович провел в подготовке. Вера предоставила ему все необходимое оборудование: специальный сканер для обнаружения психо-энергетических аномалий, фонарь с мощным лучом, набор для взятия проб воздуха и почвы, а также портативный коммуникатор, способный работать даже в условиях глубоких подземных сооружений. Он также получил специальный допуск от Концерна «Наследие», который открывал любые двери, кроме, возможно, тех, что охранялись невидимой волей прошлого.

Место, где располагался предполагаемый вход в бункер, было бывшим промышленным районом, который превратился в лабиринт элитных жилых комплексов, скрытых за высокими заборами. Аркадий Петрович, одетый в обычную, не привлекающую внимания одежду, прибыл туда на неприметном электромобиле Концерна.

Он припарковался в укромном уголке, за рядом мусорных контейнеров, и осмотрелся. Вокруг кипела жизнь: деловито сновали дроны, по асфальту бесшумно скользили дорогие автомобили, по аллеям прогуливались люди с собачками. Ничто не выдавало в этом месте врата в давно забытое прошлое.

Согласно карте Веры, вход находился под старой водонапорной башней, которая чудом уцелела среди новой застройки. Башня была обнесена строительным забором, на котором висела табличка: «Ремонтные работы. Проход запрещен». Охранник, сидящий в будке неподалеку, спал, уронив голову на пульт управления.

Аркадий Петрович, не привлекая внимания, проскользнул за забор. Воздух здесь был спертым, пахло сыростью и старым бетоном. Под водонапорной башней находился небольшой, заброшенный сарай, дверь которого была завалена мусором. Он осторожно оттащил в сторону ржавые листы железа и груды кирпичей. Под ними оказалась узкая, темная шахта, ведущая вниз.

Он включил фонарь. Луч света пронзил темноту, освещая обшарпанные стены, покрытые паутиной и плесенью. Сверху доносился едва слышный гул города, но чем глубже он спускался, тем сильнее его поглощала тишина.

Аркадий Петрович достал сканер. Он включил его, и прибор издал тихий, равномерный гул. На экране появились цифры, показывающие уровень психо-энергетического фона. Цифры были низкими, но постепенно росли по мере его спуска.

Он спускался по ржавым металлическим лестницам, чувствуя, как под ногами поскрипывают ступени. Воздух становился все холоднее, насыщенным запахом земли и минералов. Спустя несколько минут он достиг небольшой площадки, откуда начинался узкий, почти полностью заваленный проход.

Аркадий Петрович пролез сквозь щель, разгребая руками обломки кирпичей и штукатурки. Он полз по-пластунски, чувствуя, как пыль и грязь оседают на его одежде. Через несколько метров проход расширился, и он смог встать в полный рост.

Он оказался в просторном, но низком помещении. Стены здесь были гладкими, бетонными, без каких-либо признаков плесени или разрушений. Здесь царила странная, звенящая тишина. В воздухе витал слабый, едва уловимый запах озона, тот самый запах, который Аркадий Петрович чувствовал в ЦМЦ.

Сканер в его руке начал издавать низкий, прерывистый сигнал. Цифры на экране подскочили, показывая аномально высокий уровень психо-энергетического фона. Аркадий Петрович почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев.

Он направил луч фонаря вперед. Помещение заканчивалось массивной стальной дверью, явно бронированной. На двери не было ручки, только небольшая панель с сенсором.

Аркадий Петрович приложил ладонь к сенсору. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз. Результат был тот же. Дверь оставалась неподвижной.

Он достал коммуникатор.

— Вера, — произнес он в микрофон. — Я на месте. Вход в бункер запечатан. Сенсор не реагирует.

— Попробуйте провести анализ «ментального отпечатка», — голос Веры раздался в наушнике, слегка искаженный помехами. — Возможно, там требуется нечто иное, чем просто прикосновение.

Аркадий Петрович достал из сумки небольшой прибор, похожий на компактный спектрометр. Он включил его и поднес к двери. Прибор издал серию щелчков и начал светиться разными цветами. На экране появилась сложная диаграмма, состоящая из множества пересекающихся линий.

— Что это? — спросил Аркадий Петрович.

— Это отпечаток мысли, — ответила Вера. — Кто-то очень долго стоял у этой двери, пытаясь ее открыть. Или закрыть. Попробуйте сосредоточиться на идее открытия. Словно вы хотите, чтобы дверь открылась. Не просто приложите руку, а вложите намерение.

Аркадий Петрович закрыл глаза. Он представил, как дверь распахивается, как он входит внутрь. Он ощутил легкое напряжение в мышцах, словно прилагал физическое усилие. Он сосредоточился на мысли: «Откройся».

Он снова приложил ладонь к сенсору. На этот раз дверь издала глубокий, металлический скрежет. Сенсор загорелся зеленым, и дверь, медленно и тяжело, отъехала в сторону, открывая проход в кромешную тьму.

Аркадий Петрович выдохнул. Это было странно. Он никогда не сталкивался с такой формой защиты.

Он шагнул внутрь. За дверью оказался длинный, абсолютно темный коридор. Воздух здесь был еще плотнее, еще насыщеннее запахом озона. Сканер в его руке пищал все сильнее, цифры на экране горели тревожным красным.

Он медленно двинулся вперед, освещая путь фонарем. Коридор привел его в огромный зал, стены которого были покрыты какими-то металлическими панелями. В центре зала возвышалась гигантская установка, напоминающая исполинскую паровую машину, сплетенную из труб, вентилей и каких-то странных, полупрозрачных колб. От установки исходило слабое, зеленоватое свечение.

— Что это, Вера? — прошептал Аркадий Петрович.

— Это… похоже на синтезатор. Или, возможно, на некий генератор. Мы не можем точно определить его назначение без детального сканирования. Но судя по всему, именно здесь производился «Вкус Солнца».

Аркадий Петрович осторожно подошел ближе. Установка была покрыта толстым слоем пыли, но чувствовалось, что она была активна совсем недавно, или, по крайней мере, в ней оставалась какая-то энергия.

На одной из металлических панелей он заметил небольшую табличку. Он прищурился, пытаясь разобрать надпись, покрытую ржавчиной.

«Проект "Вкус Солнца". Установка "Омега-Свет". Для достижения высшей формы сознания трудящихся. Разработано группой "Прометей" под руководством профессора Зарянова».

Аркадий Петрович ощутил, как у него перехватило дыхание. Зарянов. Он слышал это имя. Профессор Зарянов был выдающимся ученым, который исчез в начале 80-х годов. Считалось, что он был либо ликвидирован, либо передан в психиатрическую клинику. Теперь Аркадий Петрович знал, что это не так. Зарянов работал здесь, в этом бункере, над чем-то совершенно невероятным.

Он повернулся к установке. На ее поверхности он заметил несколько круглых отверстий, из которых, казалось, исходил едва заметный, разноцветный дымок. Он поднес сканер к одному из отверстий. Прибор закричал.

— Вера, — произнес он в коммуникатор, его голос дрожал. — Я нашел источник. Источник «Вкуса Солнца». Это какая-то… машина. Она до сих пор излучает энергию.

— Осторожно, Аркадий Петрович, — голос Веры звучал встревоженно. — Не подходите слишком близко. Мы не знаем, что это за энергия.

Но было поздно. Аркадий Петрович почувствовал резкий запах, словно воздух наполнился ароматом свежеиспеченного хлеба, роз и детской радости. Он вдохнул его, и по его телу прошла волна тепла. В его сознании мелькнули яркие, калейдоскопические образы: беззаботное детство, смех, солнце, разливающееся по бескрайнему полю. Он ощутил себя абсолютно счастливым. Это было так сильно, так всепоглощающе, что он на мгновение забыл, где находится и что он делает.

Затем образы исчезли так же быстро, как появились. Аркадий Петрович зашатался. Голова слегка кружилась, но чувство эйфории ушло, оставив после себя лишь легкое, приятное послевкусие.

— Я… я кажется вдохнул что-то, Вера, — произнес он.

— Что вы чувствуете, Аркадий Петрович? — голос Веры стал еще более встревоженным.

— Странное… чувство счастья. И… что-то еще. Словно я увидел что-то, чего не должен был видеть. На мгновение.

— Отойдите от установки! Немедленно! — приказала Вера.

Аркадий Петрович отпрянул от «Омега-Свет». Он чувствовал, что установка словно «дышит», излучая невидимые волны энергии.

— Я сейчас же пришлю вам группу извлечения, — сказала Вера. — Оставайтесь на связи. И ни к чему не прикасайтесь.

Аркадий Петрович кивнул, хотя знал, что Вера его не видит. Он отошел к стене, присел, пытаясь успокоить дыхание. Он посмотрел на прибор «Омега-Свет». Теперь он знал, что эта машина не просто производила конфеты. Она производила… что-то другое. Что-то, что могло менять сознание. И что могло быть очень, очень опасным.

Он достал из сумки воду и сделал несколько глотков. Вкус воды казался ему необычайно чистым, кристальным. Он словно чувствовал каждую молекулу. Его восприятие обострилось. Цвета вокруг него стали ярче, звуки — четче. Он слышал даже тихое гудение вентиляционной системы бункера, которое раньше не замечал.

Это был эффект «Вкуса Солнца». Он испытал его на себе.

Глава 1.5. Тень «Радуги» на Экранах Мира

Через двадцать минут группа извлечения Концерна «Наследие» прибыла в бункер. Это были два крепких мужчины в черных комбинезонах, с лицами, скрытыми за тонированными шлемами. Они двигались бесшумно, словно призраки. Один из них нес громоздкий кейс с оборудованием.

— Аркадий Петрович, — произнес один из них, его голос был глухим и механическим из-за шлема. — Мы здесь. Состояние объекта?

— Аномальное, — Аркадий Петрович поднялся. — Установка «Омега-Свет» активна. Есть остаточные выбросы энергии. Я… я вступил в контакт.

Один из агентов кивнул другому. Они достали из кейса сложный сканер и начали проверять Аркадия Петровича. Прибор издал серию сигналов, и агент медленно покачал головой.

— Есть следы «ментальной импрегнации», — произнес он. — Незначительные, но заметные. Вам потребуется деконтаминация, Аркадий Петрович.

— Понимаю, — Аркадий Петрович кивнул.

Агенты, не говоря ни слова, приступили к работе с установкой «Омега-Свет». Они расставили вокруг нее датчики, подключили провода к кейсу. На их экранах замелькали цифры и графики.

Аркадий Петрович отошел в сторону, наблюдая за ними. Он все еще чувствовал легкое, необычное состояние. Цвета казались более насыщенными, звуки — более объемными. Он смотрел на металлические панели на стенах и видел на них не просто грязь, а игру света и тени, создающую сложные, постоянно меняющиеся узоры. Он словно видел сквозь поверхность вещей.

Один из агентов поднял голову.

— Аркадий Петрович, — произнес он. — Мы обнаружили кое-что интересное. Рядом с установкой есть потайная дверь.

Аркадий Петрович подошел. Действительно, за одной из панелей, замаскированной под часть стены, была скрыта небольшая дверца. Она была сделана из того же черного, зеркального материала, что и стены в коридоре ЦМЦ.

— Это, скорее всего, личный кабинет Зарянова, — произнес Аркадий Петрович.

Агент приложил к дверце портативный сканер. Тот издал серию коротких, резких сигналов.

— Высокий уровень психо-энергетического резонанса, — произнес агент. — Видимо, там находится нечто, что излучает мощный информационный след.

Они открыли дверцу с помощью специального инструмента. Она бесшумно скользнула в сторону, открывая проход в небольшую комнату.

В комнате царил порядок. В центре стоял старый, массивный стол, заваленный бумагами и книгами. На стене висели карты звездного неба, формулы и странные рисунки, напоминающие мандалы или древние символы.

Аркадий Петрович вошел. Воздух здесь был насыщен запахом старой бумаги и чего-то сладковатого, почти приторного. Он подошел к столу. Среди бумаг он заметил толстую тетрадь в кожаном переплете. Она лежала открытой, словно кто-то только что ее читал.

Он взял тетрадь в руки. Обложка была потертой, но золотое тиснение на ней все еще было различимо: «Дневник наблюдений. Профессор Зарянов».

Аркадий Петрович открыл тетрадь. Почерк был аккуратным, но мелким, страницы были испещрены плотным текстом. Он начал читать.

«…Сегодня, 17 октября 1982 года, я пришел к окончательному выводу. Наш «Вкус Солнца» — это не просто стимулятор счастья. Это ключ. Ключ к тому, что я называю «пятым чувством». К способности воспринимать невидимую энергию мира, ту самую энергию, которую древние называли «праной», «ци» или «жизненной силой». Наши конфеты, при регулярном употреблении, раскрывают этот скрытый потенциал в человеке».

Аркадий Петрович поднял взгляд. Его сердце забилось сильнее. Он вспомнил свои ощущения, когда вдохнул пары из установки. Он действительно почувствовал что-то «сверхъестественное».

Он продолжил читать.

«…Я обнаружил, что эта энергия присутствует повсюду. В воздухе, в воде, в растениях, в камнях. И что самое важное — в мыслях и эмоциях людей. Наши конфеты, усиливая восприятие этой энергии, позволяют человеку «видеть» не только физический мир, но и его ментальный, эмоциональный отпечаток. Они позволяют видеть истинные мотивы, скрытые желания, подавленные воспоминания. Это не просто счастье, это — истина. Или, по крайней мере, ее фрагменты».

Аркадий Петрович почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Истина. Концерн «Наследие» хотел монетизировать счастье. Но Зарянов, кажется, искал нечто совсем другое.

«…Но с этой способностью приходит и огромная ответственность. Люди, не готовые к такому уровню восприятия, могут столкнуться с шоком. Видеть мир таким, какой он есть на самом деле, со всеми его пороками, ложью и страданиями, — это испытание. Я уже наблюдаю первые признаки побочных эффектов у испытуемых. Некоторые впадают в депрессию, другие — в агрессию. Есть и те, кто просто сходит с ума. Система не готова к истине».

Аркадий Петрович закрыл глаза. Он понял, почему фабрика «Радуга Завтрашнего Дня» сгорела. Это был не просто пожар. Это было сокрытие. Сокрытие ужасной правды.

Он открыл тетрадь снова и продолжил читать.

«…Я пытался сообщить об этом руководству. Но они не поняли. Они видели в «Вкусе Солнца» лишь инструмент для контроля, для создания «счастливого» народа, который не задает вопросов. Они не понимали, что истинное счастье может быть только в свободе, в знании. Я решил. Я уничтожу все следы «Вкуса Солнца». Фабрика должна сгореть. Архивы должны исчезнуть. Это единственный способ защитить человечество от самого себя. От той истины, к которой оно не готово».

Последние строки были написаны неровным, дрожащим почерком, словно Зарянов спешил, или его рука дрожала от волнения.

«…Я оставил здесь, в бункере, последний образец «Вкуса Солнца». Не для использования, а как предупреждение. Как памятник нашей глупости и нашей жажде контроля. Пусть он лежит здесь, пока человечество не будет готово. Или не погибнет, пытаясь обрести то, что ему не дано».

Дневник обрывался.

Аркадий Петрович закрыл тетрадь. Он посмотрел на агентов, которые все еще работали с установкой «Омега-Свет». Они хотели воспроизвести «Вкус Солнца». Они хотели монетизировать истину.

Он понял, что он должен сделать. Он должен был остановить их. Или, по крайней мере, попытаться.

Он спрятал дневник Зарянова под одежду. Он знал, что это рискованно. Если Концерн узнает, что он скрыл информацию, его ждало немедленное увольнение. Или что-то похуже. Но он чувствовал, что он должен это сделать.

Он вышел из кабинета Зарянова. Агенты закончили работу с установкой.

— Мы извлекли образцы, Аркадий Петрович, — произнес один из них. — Установка деактивирована. Можем уходить.

Аркадий Петрович кивнул. Он чувствовал себя странно. В голове кружились мысли о «пятом чувстве», об «истине», о счастье, которое могло быть опасным. Он шел по коридорам бункера, и каждый его шаг отдавался эхом в этой пустой, заброшенной крепости, где когда-то стремились создать идеальное счастье.

Когда они выбрались наружу, солнце уже садилось, окрашивая небо в багровые тона. Обычная жизнь города казалась ему теперь какой-то фальшивой, поверхностной. Он видел сквозь нее, словно Зарянов открыл ему глаза на невидимую реальность.

Аркадий Петрович вернулся в офис. Семён Игнатьевич ждал его.

— Ну что, Аркадий Петрович? — спросил он. — Какие новости?

Аркадий Петрович достал из сумки образец воздуха из бункера.

— Аномальные показатели, Семён Игнатьевич, — произнес он. — Нечто совершенно необычное. Потребуются дополнительные исследования.

Он не упомянул ни о дневнике, ни о «пятом чувстве», ни о том, что сам почувствовал эффект «Вкуса Солнца». Семён Игнатьевич внимательно смотрел на него.

— Я вижу, вы… изменились, Аркадий Петрович, — произнес Семён Игнатьевич, его тонкие губы слегка изогнулись в подобии улыбки. — Что-то произошло там, внизу.

Аркадий Петрович пожал плечами.

— Просто профессиональная деформация. Чем глубже копаешь, тем больше узнаешь.

Семён Игнатьевич кивнул.

— Хорошо. Тогда ждем результатов. И будьте осторожны. Чем глубже вы погружаетесь в архивы, тем сильнее они могут погрузиться в вас.

Аркадий Петрович кивнул. Он знал, что Семён Игнатьевич прав. Прошлое не просто хранилось в архивах. Оно жило, дышало и ждало своего часа, чтобы снова проявиться. И теперь он был его частью.

Глава 1.6. Фантомные Библиотеки и Шепот Измерения Смыслов

В течение следующих недель Аркадий Петрович погрузился в работу. Он проводил часы в Отделе Извлечения Скрытых Смыслов, изучая образцы, полученные из бункера. Он работал с Верой, которая, казалось, ничего не подозревала о его секрете. Или умело делала вид. Вера была экспертом по анализу «эмоциональных отпечатков», и ее методы были сложны и загадочны, граничащие с мистицизмом.

Они обнаружили, что в образцах воздуха из бункера присутствуют микроскопические частицы некоего органического соединения, которое резонировало с определенными частотами мозговых волн, вызывая чувство эйфории и обостряя восприятие. Это был, по их предположениям, тот самый «Вкус Солнца». Но воспроизвести его было невозможно. Требовался «источник света», который Зарянов упоминал в своем дневнике.

Концерн «Наследие» был одержим идеей воссоздать «Вкус Солнца». Отдел Маркетинга уже подготовил предварительные концепции для новой кампании, которая должна была вернуть «Радугу Завтрашнего Дня» на рынок. Они говорили о «потенциале возрождения коллективного бессознательного», о «новом витке национальной гордости», о «монетизации светлых воспоминаний».

Аркадий Петрович слушал эти разговоры, сидя на совещаниях, и чувствовал себя так, словно его внутренности выворачиваются наизнанку. Он знал правду. Знал, что за «светлыми воспоминаниями» скрывается опасность, которую Зарянов пытался скрыть.

Он тайно изучал дневник Зарянова. Каждая новая страница открывала ему все более глубокое понимание «пятого чувства» и его последствий. Зарянов описывал, как люди, регулярно употребляющие «Вкус Солнца», начинали видеть ауры других людей, читать их мысли, предсказывать события. Но вместе с этим приходили и паранойя, изоляция, безумие.

Однажды, во время очередного совещания, посвященного «Радуге Завтрашнего Дня», на огромном голографическом экране в зале появилась карта. Карта Москвы, на которой красными точками были отмечены места, где в последнее время участились случаи «Синдрома Утраченной Радости». Точки были разбросаны хаотично, но Аркадий Петрович заметил странную закономерность. Все эти точки находились вблизи старых, давно снесенных зданий, которые когда-то были связаны с советской эпохой.

— Мы обнаружили корреляцию, — произнес руководитель отдела маркетинга, пожилой мужчина с идеальной укладкой и проницательными глазами. — Люди, которые испытывают этот синдром, часто сообщают, что они посещали места, где когда-то стояли знаковые советские объекты. Дома культуры, кинотеатры, универмаги. Они утверждают, что там они «чувствуют» нечто.

Аркадий Петрович напрягся. Это было то, о чем говорил Зарянов. Остаточные «ментальные отпечатки». Если «Вкус Солнца» действительно пробуждал «пятое чувство», то эти люди могли быть его непроизвольными носителями. Они могли «видеть» прошлое.

— Мы полагаем, что это своего рода «фантомные боли» общества по утраченному, — продолжил маркетолог. — Ностальгия, трансформированная в нечто ощутимое. Мы можем использовать это. Создать специальные «точки ностальгии», где люди смогут «подключаться» к прошлому и испытывать эти ощущения. А затем, мы предложим им «Радугу Завтрашнего Дня» как способ усилить эти ощущения.

Аркадий Петрович сжал кулаки под столом. Это было чудовищно. Они хотели продавать не просто конфеты, а иллюзию, основанную на страданиях и безумии.

На следующий день Аркадий Петрович связался со своим старым знакомым, бывшим архивистом, который работал в Концерне «Наследие» еще со времен его основания. Его звали Борис Николаевич. Он был человеком, который помнил все, и знал, где искать то, что никто другой не видел. Борис Николаевич был известен своей эксцентричностью и склонностью к мистицизму, но Аркадий Петрович доверял ему.

Они встретились в небольшой, пыльной кофейне, спрятанной в одном из переулков старой Москвы. Борис Николаевич, лысый, с длинной седой бородой, сидел за столом, потягивая чай из граненого стакана.

— Ну что, Аркадий Петрович? — произнес он, его глаза блестели за толстыми стеклами очков. — Какие новые кошмары вам поручили расследовать?

Аркадий Петрович отхлебнул свой кофе.

— «Радуга Завтрашнего Дня», Борис Николаевич. Вы что-нибудь слышали о ней?

Борис Николаевич нахмурился.

— «Радуга Завтрашнего Дня»… Ах да. Были слухи. Очень странные слухи. О том, что эта фабрика занималась не только конфетами.

— Что именно вы слышали? — Аркадий Петрович склонился вперед.

— Говорили, что там работала какая-то секретная группа ученых, — Борис Николаевич понизил голос. — Они пытались создать… что-то. Что-то, что могло влиять на сознание людей. Для блага трудящихся, конечно. Но в итоге все пошло не по плану. Фабрика сгорела. И все забыли о ней. Слишком уж много странностей было связано.

— Какие странности? — Аркадий Петрович вытащил из-под одежды дневник Зарянова. — Вы что-нибудь знаете о профессоре Зарянове?

Борис Николаевич вздрогнул. Его глаза округлились.

— Зарянов? Это же тот самый, который исчез! Говорили, что он был гением. Но и… безумцем. Он интересовался вещами, о которых не принято говорить. О скрытых энергиях, о влиянии мыслей на материю.

— Он говорил о «пятом чувстве», — произнес Аркадий Петрович. — О способности видеть истину.

Борис Николаевич медленно кивнул.

— Да. Я слышал об этом. Слухи ходили, что он нашел способ «открыть глаза» людям. Но это было слишком опасно. Система не могла допустить, чтобы люди видели все. Они должны были оставаться в рамках управляемой иллюзии.

— А что насчет «источника света»? — спросил Аркадий Петрович. — Зарянов упоминал, что для синтеза «Вкуса Солнца» был нужен некий источник света.

Борис Николаевич задумался.

— Источник света… — пробормотал он. — Вспоминаю что-то. Некий объект. Нечто, что было привезено из глубины веков. Или из космоса. Легенды ходили. Будто бы это был осколок какого-то древнего артефакта, обладающего невероятной энергией. Его хранили в секретном месте. Под землей.

Аркадий Петрович ощутил, как по его коже пробежали мурашки. Это был тот самый «источник света», о котором писал Зарянов. Тот самый объект, который мог быть источником энергии для «Омега-Свет». Но где он находился?

— Вы знаете, где он мог быть? — спросил Аркадий Петрович.

Борис Николаевич покачал головой.

— Нет. Это было слишком засекречено. Но я могу поискать. У меня остались некоторые старые связи. Люди, которые помнят больше, чем должны. Но это будет опасно, Аркадий Петрович. Очень опасно.

— Я готов к этому, — произнес Аркадий Петрович. — Концерн «Наследие» хочет вернуть «Радугу Завтрашнего Дня». И они не знают, что это на самом деле.

Борис Николаевич внимательно посмотрел на него.

— Вы хотите остановить их?

Аркадий Петрович кивнул.

— Я не могу позволить им монетизировать истину.

Борис Николаевич улыбнулся.

— Тогда я вам помогу, Аркадий Петрович. Принесите мне список мест, где фабрика «Сладкий Пролетарий» имела филиалы или складские помещения. Я попробую найти что-то в старых городских легендах.

Они расстались. Аркадий Петрович чувствовал, что он вступил в игру, которая была намного сложнее, чем он мог себе представить. И ставки в этой игре были гораздо выше, чем он думал. Это была игра не за бренд, а за само восприятие реальности.

Глава 1.7. Городские Сны и Зеркала Души

Возвращаясь в Москву, Аркадий Петрович чувствовал, как меняется его восприятие города. Улицы, которые раньше казались ему просто скоплением зданий и людей, теперь предстали в ином свете. Он словно видел невидимые нити, связывающие людей, их мысли, их желания. Город пульсировал, дышал, словно гигантский живой организм, состоящий из миллионов отдельных сознаний. Это был эффект «Вкуса Солнца», который усиливался с каждым днем. И теперь, с «Личиной Смысла» в руках, он чувствовал, что его ждет нечто гораздо более глубокое.

Вера, работавшая с ним в Отделе Извлечения Скрытых Смыслов, становилась все более подозрительной. Она замечала, что Аркадий Петрович стал молчаливее, что его взгляд стал более проницательным, а его реакции — более замедленными.

— С вами что-то не так, Аркадий Петрович, — сказала она однажды, когда они анализировали очередной образец воздуха из бункера Зарянова. — Ваши «ментальные отпечатки» меняются. Становятся… нестабильными.

Аркадий Петрович промолчал. Он знал, что она чувствует. «Пятое чувство» открывалось ему, и он начинал видеть мир таким, какой он был на самом деле, без фильтров и искажений.

— Это побочный эффект, — произнес он, стараясь говорить спокойно. — От длительного контакта с аномальными образцами. Ничего серьезного.

Вера прищурилась, но ничего не сказала. Она лишь продолжала сканировать образцы, ее пронзительные глаза не отрывались от экрана.

Концерн «Наследие» ускорял работы по «ревитализации» «Радуги Завтрашнего Дня». Было объявлено о запуске масштабной рекламной кампании, цель которой — вызвать «ностальгический резонанс» у населения. На улицах Москвы появились огромные голографические проекции, изображающие счастливых советских детей, поедающих конфеты «Радуга Завтрашнего Дня». Из динамиков доносились старые, слегка измененные советские песни о счастье и светлом будущем.

Аркадий Петрович наблюдал за всем этим с чувством отвращения. Он видел, как Концерн манипулирует эмоциями людей, используя их ностальгию как инструмент для собственной прибыли. Он видел, как фальшивые образы заменяют реальные воспоминания, как иллюзии становятся более ценными, чем истина.

Он решил действовать немедленно. Он позвонил Борису Николаевичу.

— Я готов.

— Хорошо, — голос Бориса Николаевича звучал серьезно. — Я свяжусь с Дмитрием Афанасьевичем. Он пришлет вам инструкции, как попасть в Хранилище. Будьте готовы к тому, что вы там увидите. И к тому, что вы там почувствуете.

Вечером того же дня на личный коммуникатор Аркадия Петровича пришло зашифрованное сообщение. Это был не текст, а сложная аудиозапись, состоящая из набора звуков: старые радиопомехи, обрывки советских песен, детский смех, шепот. В конце записи раздался голос Дмитрия Афанасьевича.

— Чтобы войти в Хранилище, — произнес он, — вам нужно найти «Ворота Снов». Они находятся там, где старое встречается с новым. Где реальность переплетается с иллюзией. Вы узнаете их, когда увидите. Активируйте «Личину Смысла», и она покажет вам путь.

Аркадий Петрович взял в руки «Личину Смысла». Она была холодной и гладкой на ощупь. Он надел ее на лицо. Мир вокруг него изменился. Цвета стали ярче, контуры — четче. Но самое главное, он увидел нечто, что раньше было скрыто.

Он увидел потоки энергии, струящиеся по улицам, по зданиям, по людям. Он видел, как эти потоки переплетаются, образуя сложные узоры. Он видел, как они влияют друг на друга, создавая невидимые связи. Он видел эмоции людей в виде разноцветных ауры: красные — гнев, синие — печаль, зеленые — надежда, золотые — счастье.

«Пятое чувство» работало. И это было одновременно и ужасно, и удивительно.

Он направился к старому зданию Госплана. Теперь это был ультрасовременный бизнес-центр, облицованный стеклом и металлом. Он казался бездушным и холодным, но Аркадий Петрович, сквозь «Личину Смысла», видел его истинную сущность. Он видел, как под его глянцевой поверхностью пульсирует энергия прошлого, энергия миллионов надежд, миллионов нереализованных планов, миллионов потерянных иллюзий.

Приблизившись к зданию, он увидел нечто странное. На одной из стен бизнес-центра, между двумя огромными стеклянными панелями, возникло мерцающее изображение. Это было изображение старого, полуразрушенного Дома Культуры, с облупившейся штукатуркой и выбитыми окнами. Изображение было полупрозрачным, словно призрак, наложенный на современное здание. Это и были «Ворота Снов».

Аркадий Петрович подошел ближе. Изображение Дома Культуры мерцало, переливаясь разными цветами. От него исходило ощущение тоски, ностальгии и какой-то невыразимой надежды. Он протянул руку и коснулся мерцающей поверхности. Его рука прошла сквозь нее, словно сквозь воду.

Он шагнул вперед. Мир вокруг него изменился.

Он оказался внутри старого Дома Культуры. Зал был темным и пыльным. Стулья были перевернуты, сцена разрушена, стены покрыты граффити. Но Аркадий Петрович видел не только разрушение. Он видел призраков прошлого.

Он видел людей, сидящих в зале, смеющихся, аплодирующих. Он слышал музыку, детский смех, голоса дикторов. Он видел собрания партийных работников, концерты самодеятельности, новогодние елки. Все это было настолько реальным, настолько осязаемым, что он мог бы протянуть руку и коснуться их. Но он знал, что это всего лишь «ментальные отпечатки», фантомы прошлого, живущие в «Хранилище Коллективного Разума».

Он медленно двинулся вперед, проходя сквозь призрачные фигуры. Сканер в его руке пищал все сильнее, показывая колоссальный уровень психо-энергетического резонанса. Воздух здесь был насыщен запахом старых книг, пыли, и чего-то сладкого, напоминающего запах варенья.

Он дошел до сцены. За ней, на стене, он увидел небольшой люк, замаскированный под часть декораций. На люке горела надпись, выгравированная на металле: «Вход в Хранилище Коллективного Разума. Только для избранных».

Аркадий Петрович приложил руку к люку. Он почувствовал, как по его телу пробежала волна энергии. Люк бесшумно открылся, открывая проход в кромешную тьму.

Он шагнул внутрь, чувствуя, что он находится на пороге чего-то невероятного. Он спускался по узкой винтовой лестнице, которая уходила глубоко под землю. Чем глубже он спускался, тем сильнее менялось ощущение. Он чувствовал, как время здесь течет иначе. Словно он перемещался не в пространстве, а во времени.

Наконец, лестница закончилась. Он оказался в огромном, сферическом зале. Стены зала были сделаны из какого-то полупрозрачного материала, через который мерцал голубоватый свет. В центре зала, на постаменте, лежало нечто, что заставило Аркадия Петровича остановиться.

Это был объект, о котором говорил Борис Николаевич. «Источник света». Он был размером с человеческую голову, но светился изнутри мягким, пульсирующим светом, который менял цвета от голубого до золотого. Он напоминал кристалл, но был живым, словно в нем билось сердце.

Аркадий Петрович поднес к нему сканер. Прибор зашкалил. «Источник света» излучал колоссальное количество психо-энергетической энергии. Это было то, что Зарянов использовал для создания «Вкуса Солнца». Это было то, что могло изменить мир.

Внезапно, из темноты, донесся голос.

— Вы пришли, — произнес он. — Я ждал вас.

Аркадий Петрович резко обернулся. Из тени вышла фигура. Это был мужчина в старой, выцветшей форме сотрудника НИИ. Его лицо было бледным, глаза — пустыми, но в них горел невыразимый огонь. Он был похож на зомби, на фантом, но в то же время был абсолютно реален.

— Кто вы? — спросил Аркадий Петрович.

— Я — хранитель, — произнес мужчина, его голос был низким и глухим. — Хранитель Коллективного Разума. И хранитель «источника света». Я здесь с тех пор, как Хранилище было запечатано. Я слежу за тем, чтобы никто не проник сюда.

— Я пришел за «источником света», — сказал Аркадий Петрович. — Концерн «Наследие» хочет его использовать.

Хранитель усмехнулся.

— Концерн? Они хотят использовать его для своих низменных целей. Для создания иллюзии. Но «источник света» — это не игрушка. Он может показать истину. Но истина… не всем нравится.

Он сделал шаг вперед. Аркадий Петрович почувствовал, как воздух вокруг него стал плотнее, словно на него давила невидимая сила.

— Вы не пройдете, — произнес Хранитель. — Я не позволю вам забрать «источник света». Не позволю вам разбудить спящую истину.

Аркадий Петрович достал из-под одежды дневник Зарянова.

— Зарянов писал, что «источник света» — это ключ к «пятому чувству», — произнес он. — Он хотел, чтобы люди видели правду.

Хранитель покачал головой.

— Зарянов был наивен. Он думал, что люди готовы. Но они не готовы. Они хотят лжи. Они хотят комфорта. Они хотят забыть. И я здесь, чтобы помочь им забыть.

Он поднял руку. Стены зала начали мерцать. Призрачные фигуры возникли из полупрозрачных стен: мужчины и женщины в советской одежде, дети, старики. Они смотрели на Аркадия Петровича с пустыми, но полными надежды и боли глазами. Это были тени «коллективного разума».

— Вы должны пройти через них, — произнес Хранитель. — Через все их нереализованные мечты. Через все их страхи. И если вы не сможете выдержать, вы растворитесь в них. Станете одним из них. Вечным призраком забытой мечты.

Аркадий Петрович ощутил, как его окружает волна эмоций: радость от побед, горечь поражений, гордость, отчаяние, надежда, безысходность. Это был концентрированный опыт миллионов жизней. И все это давило на него, пытаясь раздавить его сознание.

Он чувствовал, как его «пятое чувство» обостряется до предела. Он видел каждую мысль, каждое чувство этих призраков. Он видел их сны о счастливом будущем, о космических путешествиях, о мире без войн. И он видел их разочарования, их страх перед властью, их безысходность, их несбывшиеся надежды.

Он крепко сжал «Личину Смысла». Он знал, что должен оставаться собой. Не раствориться в этом потоке.

— Я не позволю вам, — произнес Аркадий Петрович, его голос был напряженным. — Я не позволю Концерну монетизировать эту боль.

Хранитель усмехнулся.

— Вы думаете, вы можете остановить их? Они — это вы. Они — это ваше общество. Они — это ваша жажда забвения.

Аркадий Петрович закрыл глаза. Он сделал глубокий вдох. Он представил, как дверь распахивается, как он входит внутрь. Он ощутил легкое напряжение в мышцах, словно прилагал физическое усилие. Он сосредоточился на мысли: «Откройся».

Аркадий Петрович выдохнул. Это было странно. Он никогда не сталкивался с такой формой защиты.

Он медленно двинулся вперед, освещая путь фонарем. Коридор привел его в

на главную