Баран Мюнхгаузен, граф Калиостро в Звероляндии

Глава 1: Тоска зелёная и пыль столбом

Солнце, ленивое и равнодушное, как кабатчик перед закрытием, едва пробивалось сквозь мутную пелену пыли, вечно висевшую над трактом. Тракт этот, носивший гордое название Большой Бараньей Дороги, на деле был просто ухабистой проплешиной среди степных трав, утрамбованной тысячами копыт и колес до состояния стиральной доски. По обочинам его, словно позабытые богом пугала, торчали чахлые кусты полыни, источавшие горьковатый дух безнадеги и предстоящего дождя, который, впрочем, никогда не приходил вовремя.

В трактире «Три Бараньих Лба», скособоченном строении из неошкуренных бревен, пахнущем кислым пивом, перепрелым сеном и застарелой скукой, было шумно, как в муравейнике перед грозой. Но шум этот был какой-то натужный, будто собравшиеся здесь путники и местные обыватели из последних сил пытались перекричать собственную **тоскливость**.

В самом центре этого бедлама, на грубо сколоченном столе, измазанном пятнами неизвестного происхождения, стоял, гордо выпятив курчавую грудь, баран по имени Мюнхгаузен. Шерсть его, некогда бывшая белоснежной, теперь отливала всеми оттенками дорожной пыли, от серого до желтовато-бурого. Один рог, мощный и витой, был слегка обломан на самом кончике – свидетельство не то бурной молодости, не то недавней потасовки. Другой же рог, целый и блестящий, он то и дело картинно поправлял копытом, словно поправлял монокль.

– …И вот, господа, когда ядро уже почти достигло вражеской цитадели, – вещал Мюнхгаузен, зычно, перекрывая гул трактира, – я понял, что перелет неизбежен! Что делать? Неужели славный город обречен пасть из-за моей маленькой оплошности? «Ни за что!» – вскричал я и, собрав всю свою баранью волю в кулак… то есть, в копыто… одним прыжком настиг ядро в воздухе!

Слушатели, преимущественно такие же бараны, несколько козлов с хитрыми бородками и пара задумчивых коров, разинули рты. Несколько мух, привлеченных ароматами стола, бесцеремонно садились им на языки, но те их даже не замечали, поглощенные **рассказоблудием** Мюнхгаузена.

– Да-да, не удивляйтесь! – Мюнхгаузен обвел аудиторию победным взглядом. – Оседлав это чугунное чудище, я, подобно древнему герою на крылатом коне, направил его точно в пороховой склад! Ба-бах! И от цитадели остались одни головешки! А я? А что я? Спрыгнул на ближайшее облако, немного проветрился и вернулся к своим войскам, скромно принимая поздравления.

Раздались жидкие аплодисменты и восхищенные «бэ-э-э». Один молодой барашек, с наивно распахнутыми глазами, пролепетал:
– Дядюшка Мюнхгаузен, а облака… они твердые?

Мюнхгаузен снисходительно улыбнулся, обнажив ряд крепких желтоватых зубов.
– Для такого героя, как я, мой юный друг, даже облака становятся послушными и упругими, словно лучший батут! Главное – вера в себя и немного… э-э-э… бараньего упорства!

В углу трактира, на высокой жердочке, специально для него пристроенной хозяином заведения (небесплатно, разумеется), сидел гриф Калиостро. Перья его, иссиня-черные, лоснились даже в тусклом свете, а умные, чуть прищуренные глаза внимательно следили за сценой. На шее у него болтался потускневший амулет из непонятного желтого камня, который он то и дело задумчиво перебирал когтистой лапой. Калиостро был стар, возможно, даже древний, и от него исходила аура какой-то потусторонней мудрости и вселенской усталости. Он слушал Мюнхгаузена с видом знатока, оценивающего работу талантливого, но чересчур увлекающегося дилетанта. Время от времени он издавал тихий горловой звук, похожий не то на кашель, не то на сдавленный смешок. Это был его фирменный **смехоклëкот**.

Когда очередная байка Мюнхгаузена о том, как он в одиночку вытащил сам себя вместе с конем из болота за собственную шерсть, вызвала новый взрыв восторга, Калиостро негромко, но так, чтобы баран услышал, произнес:
– Классика, мой друг, классика жанра. Однако публика требует разнообразия. Ты не думал добавить в свой репертуар что-нибудь из морских приключений? Например, как ты гарпунил луну, приняв ее за гигантского кальмара?

Мюнхгаузен на секунду запнулся, но тут же нашелся:
– А это, уважаемый Калиостро, я приберег на десерт! Ведь не каждый день встретишь слушателей, способных оценить всю глубину моих… гм… странствий! Но раз уж такой знаток, как ты, намекает…

Он снова выпятил грудь и уже собирался начать новую историю, но тут дверь трактира с жалобным скрипом отворилась, и на пороге возникла фигура. Это был тощий, облезлый шакал в поношенном мундире сборщика податей, с планшетом в одной лапе и злобным выражением на узкой морде.

– Барон Мюнхгаузен здесь присутствует? – проскрежетал он голосом, напоминающим звук ржавой пилы.

Всеобщее веселье мигом смолкло. Мюнхгаузен, только что изображавший из себя покорителя стихий, как-то сразу сдулся, словно проколотый воздушный шарик. Он нервно переступил с копыта на копыто и попытался незаметно сползти со стола.

Калиостро сверху хмыкнул:
– Кажется, мой друг, кредиторы добрались до тебя даже на этом пыльном **тракторище**. Твоя слава, как видишь, бежит впереди тебя. Вместе со счетами.

Мюнхгаузен бросил на грифа испепеляющий взгляд.
– Заткнись, пернатый философ! Это… это недоразумение!

Шакал-сборщик тем временем пробирался сквозь расступившуюся толпу, его маленькие глазки хищно сверкали.
– Барон Мюнхгаузен, – повторил он, остановившись перед столом, – у меня к вам несколько неприятных вопросов относительно неуплаты налогов на… хм… «воздухоплавание на пушечных ядрах», «самовытаскивание из трясин без посторонней помощи» и «незадекларированные трофеи от побежденных цитаделей». Сумма накопилась изрядная. Плюс пеня за **вракетство** в особо крупных размерах.

Мюнхгаузен судорожно сглотнул. Его взгляд забегал по сторонам, ища пути к отступлению. Слушатели, еще минуту назад внимавшие ему с обожанием, теперь смотрели с любопытством и некоторым злорадством.
– Послушайте, уважаемый, – заблеял он, пытаясь придать голосу уверенности, – это явная ошибка! Я – известный путешественник, герой, можно сказать, достояние республики! Какие могут быть налоги с подвигов?

– Подвиги подвигами, – невозмутимо парировал шакал, постукивая когтем по планшету, – а казна пустеет. И Его Превосходительство Правитель Степей Лис Патрикеевич очень не любит, когда казна пустеет по вине таких вот… э-э-э… фантазеров. У вас есть двадцать четыре часа на уплату. В противном случае… – он многозначительно похлопал по пустой кобуре на боку, где когда-то, видимо, красовался устрашающий пистолет, а теперь болтался лишь клочок паутины. – В противном случае разговор будет коротким. И неприятным для вашей курчавой шкуры.

С этими словами шакал развернулся и, не обращая внимания на воцарившуюся тишину, прошествовал к выходу. Дверь за ним захлопнулась, оставив Мюнхгаузена наедине с суровой реальностью и хихиканьем Калиостро.

– Ну что, герой? – прокаркал гриф, слетая со своей жердочки и плавно опускаясь на стол рядом с бараном. Пыль от его крыльев взметнулась и тут же осела. – Похоже, твои финансовые дела столь же фантастичны, как и твои истории. Каков план? Будем сражаться с налоговой инспекцией силой убеждения или ты уже придумал, как вытащить себя из этой долговой ямы за уши?

Мюнхгаузен угрюмо молчал, сверля взглядом грязную столешницу. Его обычная бравада куда-то испарилась. В трактире снова начал подниматься гул, но теперь в нем слышались не столько восхищение, сколько пересуды и насмешки.
– Этот пустомеля всегда так, – пробасил кто-то из угла. – Языком чесать – не мешки ворочать.
– А я ему почти поверил про ядро! – вторила какая-то овца, разочарованно вздыхая.

Мюнхгаузен вздрогнул, словно от удара. Он поднял голову, и в его глазах мелькнул огонек прежнего задора, смешанного с отчаянием.
– Они… они мне не верят! – прошептал он Калиостро. – Они смеются надо мной!
– Удивительное прозрение, – невозмутимо заметил гриф. – Обычно это происходит несколько раньше. Но не переживай, мой друг. Публика переменчива. Сегодня смеется, завтра будет носить на руках. Главное – дать ей новый повод для изумления. Или на худой конец, для сплетен.

Баран вскочил на ноги, чуть не опрокинув стол.
– Новый повод? Ты прав, пернатый скептик! Им нужен новый повод! И я им его дам! Я докажу всем этим… этим **травожевателям** близоруким, что Мюнхгаузен – не пустой звук!

Он огляделся по сторонам с видом заговорщика, затем понизил голос:
– Калиостро, старый ты интриган, у меня есть идея! Идея, которая разом решит все наши проблемы – и финансовые, и репутационные! Идея, от которой у всех этих мещан отвиснет челюсть!

Калиостро склонил голову набок, его черный глаз изучающе блеснул.
– Я весь внимание, о великий комбинатор. Только, пожалуйста, без полетов на Луну. У меня от них морская болезнь и **лунокружение**.

Мюнхгаузен хитро прищурился.
– Нет, друг мой, не на Луну. Гораздо дальше! Гораздо… невероятнее! Мы отправимся на поиски… Солнцегрызного Луга!

Калиостро на мгновение замер. Даже его невозмутимость, казалось, дала трещину. Он медленно моргнул.
– Солнцегрызный Луг? Ты серьезно? Это же… это же просто старая пастушья байка! Место, где трава светится, как солнце, и дарует вечную молодость и неиссякаемое богатство. Его искали тысячи, и никто не нашел. Считается, что это просто… выдумка.

– Вот именно! – торжествующе воскликнул Мюнхгаузен. – Выдумка! Идеально для нас! Кто, как не мы, способен превратить выдумку в реальность? Или, по крайней мере, заставить всех поверить, что мы это сделали! Представляешь заголовки в «Степных Ведомостях»? «Барон Мюнхгаузен и мудрейший Калиостро открывают Солнцегрызный Луг!» Мы станем легендами! А деньги… деньги сами потекут рекой!

Калиостро задумался. Он потер клювом свой амулет. Идея была безумной, авантюрной и… на удивление привлекательной. В конце концов, что ему терять? Очередной пыльный трактир, очередные скучные будни? А тут – возможность провернуть аферу века, да еще и в компании этого неугомонного барана, чья неиссякаемая энергия, пусть и направленная в основном на **самохвальство**, иногда приносила неожиданные плоды.
– Хм, Солнцегрызный Луг… – протянул он. – Звучит… интригующе. Но где же мы его будем искать, позволь спросить? Карты этого мифического места, насколько я знаю, не существует.
– Карты? – фыркнул Мюнхгаузен. – Карты для слабаков! У меня есть кое-что получше! У меня есть… вдохновение! И чутье! Мое знаменитое баранье чутье, которое никогда меня не подводило! Ну, почти никогда…

Он подмигнул грифу.
– Кроме того, кто сказал, что мы должны его *найти*? Главное – процесс! Путешествие! Приключения! А там, глядишь, и подвернется что-нибудь подходящее под описание. Может, какой-нибудь заброшенный фосфорный рудник или поляна со светлячками… Главное – правильно подать!

Калиостро издал свой тихий смехоклëкот.
– Твоя логика, как всегда, безупречна в своей абсурдности, Мюнхгаузен. Но в этом что-то есть. Публика любит шоу. А мы с тобой можем устроить такое **зрелищничество**, какого эти степи еще не видели.
Он расправил одно крыло, оглядев его с видом знатока.
– Только учти, мой кудрявый друг, в этой экспедиции бремя воздушной разведки и мистического сопровождения ляжет на мои старые плечи. А тебе придется поработать копытами и языком. Особенно языком.
– Договорились! – радостно пробасил Мюнхгаузен, и его обломанный рог задорно блеснул. – Завтра на рассвете выступаем! Соберем немного провизии, «одолжим» кое-какое снаряжение у этих сонных обывателей, и вперед – навстречу славе и богатству!

Он снова вскочил на стол, позабыв о недавнем унижении.
– Слушайте все! – гаркнул он так, что задремавший было трактирщик подпрыгнул и уронил кружку. – Я, барон Мюнхгаузен, и мой ученый друг, магистр тайных знаний Калиостро, отправляемся в величайшую экспедицию всех времен! Мы найдем легендарный Солнцегрызный Луг! И когда мы вернемся, каждый из вас сможет лично убедиться в правдивости моих слов! А кое-кто, – он выразительно посмотрел в сторону опустевшего места, где сидел сборщик податей, – сильно пожалеет о своем **невежедурии**!

В трактире на несколько секунд воцарилась тишина, а затем раздался неуверенный гул. Кто-то недоверчиво хмыкнул, кто-то заинтересованно зашептался. Идея была настолько абсурдной, что в нее почти хотелось поверить.
Калиостро, стоявший рядом с Мюнхгаузеном на столе, чуть заметно кивнул, словно благословляя это начинание. Его древние глаза смотрели куда-то вдаль, за пыльные окна трактира, туда, где за степью начинался неизведанный мир, полный опасностей, чудес и, самое главное, бесконечных возможностей для предприимчивых авантюристов.
«Ну что ж, – подумал он, хотя по правилам никаких мыслей быть не должно, но внешне он лишь поправил амулет, – по крайней мере, это будет нескучно. А скука, как известно, главный враг долгой жизни. Особенно такой долгой, как моя».

Глава 2: Сборы в дорогу и первое недоразумение

Рассвет над степью был похож на неловкую акварель начинающего художника: розовые и лиловые разводы на бледно-голубом холсте, кое-где смазанные серыми кляксами туч. Воздух был свеж и пах полынью и еще чем-то неуловимо-тревожным, словно предчувствием грядущих событий. Трактир «Три Бараньих Лба» еще спал, из трубы лениво тянулся тонкий дымок – трактирщик, старый ворон по кличке Каркуша, уже растапливал печь для утренней овсянки и подозрительного цвета чая.

Мюнхгаузен, однако, был на ногах еще до первых петухов, если бы таковые водились в этой захудалой местности. Он суетился возле небольшой двухколесной тележки, которую они с Калиостро «позаимствовали» с заднего двора трактира. Тележка была старая, одно колесо заметно восьмерило, а ось жалобно скрипела при каждом движении, но Мюнхгаузен смотрел на нее с гордостью собственника.

– Вот, Калиостро, смотри! – бахвалился он, когда гриф, бесшумно спланировав с крыши, приземлился рядом. – Наш экспедиционный транспорт! Надежен, как швейцарские часы, и вместителен, как твой желудок после хорошего обеда!

Калиостро скептически оглядел тележку.
– Если под «надежностью швейцарских часов» ты подразумеваешь их способность останавливаться в самый неподходящий момент, то я, пожалуй, соглашусь. А что касается вместительности… Что ты собираешься туда грузить, позволь узнать? Свои несбывшиеся надежды?

Мюнхгаузен фыркнул, но не обиделся. Он уже привык к **колкоехидству** своего пернатого компаньона.
– Провизию, мой друг, провизию! И кое-какое снаряжение. Я тут ночью провел небольшую ревизию в хозяйских запасах. Каркуша, конечно, тот еще скряга, но кое-что полезное у него нашлось.

Он с гордостью указал копытом на несколько мешков, сваленных у тележки.
– Вот, смотри! Мешок отборного овса – почти не отсыревшего. Головка сыра… правда, с одного бока немного позеленевшая, но это, как говорят гурманы, придает пикантности. И… – он понизил голос до заговорщицкого шепота, – бутыль чего-то крепкого, с наклейкой «Особая Настойка Деда Тараса. От всех недугов и для храбрости духа». Думаю, нам пригодится.

Калиостро подозрительно принюхался к бутыли.
– «От всех недугов», говоришь? Судя по запаху, она способна вызвать пару-тройку новых, ранее неизвестных науке. Надеюсь, ты не собираешься использовать это как основное топливо для нашего «транспорта»?

– Остряк! – Мюнхгаузен картинно насупился. – Это для поднятия боевого духа в особо трудных ситуациях! А для тележки у меня есть кое-что другое!

Он торжественно вытащил из-за пазухи моток веревки, не первой свежести, но довольно крепкой на вид.
– Вот! Этой веревкой я буду тянуть тележку! Силой своих могучих мускулов! Я ведь, ты не забыл, в одиночку сдвигал с места целые горы! Ну, почти горы… Небольшие холмики, но очень упрямые!

Калиостро посмотрел на барана, затем на тележку, затем снова на барана.
– То есть, ты будешь изображать из себя тягловую силу, а я буду сидеть сверху, как какой-нибудь набоб, и покрикивать: «Но, пошел, мой кучерявый!»? Заманчивая перспектива. Особенно для тебя.

– Ну почему же сверху? – смутился Мюнхгаузен. – Ты можешь лететь рядом, указывать дорогу… Ты же у нас **высокогляд** и специалист по ориентированию на местности.
– Ориентироваться на местности, где единственными ориентирами служат кустики полыни и случайные кучки… э-э-э… продуктов жизнедеятельности степных обитателей, – это, я тебе скажу, искусство, требующее особого дара. Или очень хорошего обоняния, – Калиостро задумчиво почесал клювом затылок. – Ладно, с провизией и транспортом более-менее понятно. Что насчет снаряжения? Ты же не собираешься искать Солнцегрызный Луг с голыми копытами и пустыми карманами?

Мюнхгаузен хитро улыбнулся.
– А вот тут, мой друг, начинается самое интересное! Помнишь, я говорил про «одолжить»? Так вот, пока ты предавался ночным **сонобдениям** на крыше, я совершил небольшую вылазку по спящему селению.

Он подвел грифа к другому углу сарая, где под старой рогожей было что-то спрятано. Отогнув край рогожи, Мюнхгаузен явил взору Калиостро весьма разношерстную коллекцию предметов.
Там был старый, помятый медный котелок, ржавая саперная лопатка, моток медной проволоки, несколько обрывков кожи, пучок каких-то сушеных трав, от которых исходил странный пряный запах, и, что самое удивительное, старинная подзорная труба с треснувшей линзой и отваливающейся медной оправой.

– Та-дам! – Мюнхгаузен просиял. – Полный комплект искателя приключений! Котелок – для варки чудодейственных эликсиров из травы Солнцегрызного Луга. Лопатка – чтобы откапывать сокровища, которые там наверняка скрыты. Проволока и кожа – для починки всего, что сломается, а ломаться, я чувствую, будет многое. Травы – это для твоих мистических ритуалов, Калиостро. Я заметил, ты любишь всякое такое… **дымопускание**. А труба… труба – это для наблюдения за звездами и вычисления пути к нашей цели!

Калиостро взял в лапу подзорную трубу, поднес к глазу, посмотрел сквозь треснувшую линзу на восходящее солнце, которое тут же расплылось на десяток мутных пятен.
– С этой трубой, Мюнхгаузен, мы скорее найдем дорогу в ближайшую канаву, чем к Солнцегрызному Лугу. И боюсь, единственное, что можно сварить в этом котелке – это кашу из топора. Если, конечно, топор тоже входит в комплект «одолженного».

– Не будь таким пессимистом! – отмахнулся баран. – Главное – не качество инструмента, а мастерство исполнителя! А уж в мастерстве нам с тобой не откажешь! Ты – мозг операции, я – ее мускулы и неукротимый дух!

Он снова выпятил грудь, но тут же слегка поежился, вспомнив о вчерашнем визите сборщика податей.
– Кстати, о духе… Нам бы поторопиться. Не хотелось бы, чтобы этот шакал-**казнокрад** застал нас здесь за сборами. А то еще конфискует наше «честно позаимствованное» имущество.

– Ты прав, – согласился Калиостро, возвращая трубу на место. – Время не ждет. Особенно когда за тобой гонятся кредиторы. Итак, куда направим наши стопы, о великий следопыт? У тебя ведь есть какой-то план, кроме как идти «туда, не знаю куда»?

Мюнхгаузен на мгновение задумался, почесав обломанным рогом за ухом. Его лицо приняло выражение глубочайшей сосредоточенности, какое бывает у мыслителей перед решением судьбоносной задачи.
– План… Да, конечно, у меня есть план! – наконец выпалил он. – Гениальный в своей простоте! Мы пойдем… на восток! Ведь солнце встает на востоке, верно? А Солнцегрызный Луг, как следует из названия, как-то связан с солнцем. Логично?

Калиостро вздохнул так тяжело, что несколько перышек слетело с его груди.
– Логика, достойная своего автора. На востоке, говоришь? Это довольно обширное направление. Там могут быть и другие степи, и горы, и пустыни, и даже, не к ночи будь помянуто, цивилизованные места с еще более зубастыми сборщиками налогов.

– Не беда! – Мюнхгаузен был неисправимым оптимистом. – Мы будем импровизировать! Главное – начать движение! А там… там кривая вывезет! Или прямая заведет! В общем, куда-нибудь да придем!

Он решительно подхватил веревку, привязанную к тележке, перекинул ее через плечо и напрягся. Тележка с жалобным скрипом стронулась с места. Одно колесо тут же попыталось отвалиться, но Мюнхгаузен с силой дернул, и оно, недовольно вильнув, покатилось дальше.
– Вперед, Калиостро! Навстречу приключениям и **чудесатостям**!

Калиостро еще раз окинул взглядом их скромный скарб, нелепую тележку и барана, с энтузиазмом первооткрывателя тянущего эту рухлядь по пыльной земле. Затем он расправил свои могучие крылья, взмахнул ими несколько раз, поднимая облачко пыли, и плавно взмыл в утреннее небо.
– Я полечу вперед, на разведку, – прокаркал он сверху. – Постараюсь найти что-нибудь похожее на дорогу. Или хотя бы место, где можно будет перекусить этим твоим «пикантным» сыром без особого риска для здоровья.

Мюнхгаузен, пыхтя и отдуваясь, тащил тележку. Солнце поднималось все выше, степь начинала дышать зноем. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась все та же унылая равнина, поросшая редкой травой и колючками. Никаких признаков Солнцегрызного Луга, разумеется, не наблюдалось.
Они прошли, или, вернее, Мюнхгаузен протащил, а Калиостро пролетел, около часа, когда гриф, круживший высоко в небе, вдруг резко снизился.
– Мюнхгаузен, стой! – крикнул он. – Кажется, у нас первая проблема.

Баран остановился, тяжело дыша.
– Что там еще? Неужели сборщик податей нанял соколов для нашего перехвата? Я всегда говорил, что эти пернатые хищники – продажные шкуры!

– Хуже, – Калиостро приземлился на ближайший камень, его взгляд был серьезен. – Помнишь, ты говорил, что Каркуша – скряга? Так вот, он, похоже, еще и очень злопамятный скряга. И у него есть друзья.

Он указал крылом вперед. Из-за небольшого холмика, который они как раз собирались обогнуть, показалась группа фигур. Это были три здоровенных волка, одетых в грубую кожаную одежду, вооруженных дубинками и очень недружелюбно выглядящих. Возглавлял их сам трактирщик Каркуша, который сидел верхом на самом крупном волке, словно полководец на боевом коне. В одной лапе ворон держал ржавый мушкет, а в другой – список, видимо, пропавшего имущества.

– А ну, стоять, **вороватцы**! – прохрипел Каркуша, когда они приблизились. Его маленькие глазки злобно сверкали. – Думали, утащите мое добро и смоетесь? Не на тех напали! А ну, возвращайте все, что украли! И тележку мою верните, проходимцы!

Волки угрожающе оскалились, обнажив внушительные клыки. Похоже, мирные переговоры в данной ситуации были исключены.
Мюнхгаузен нервно сглотнул. Одно дело – рассказывать байки о сражениях с целыми армиями, и совсем другое – столкнуться с тремя разъяренными волками и мстительным вороном в реальной жизни.
– Э-э-э… Калиостро, – прошептал он, не поворачивая головы, – кажется, мой гениальный план по «одалживанию» снаряжения дал небольшую трещину. У тебя нет случайно в запасе какого-нибудь мистического трюка? Например, превратить этих милых собачек в божьих коровок?

Калиостро покосился на него с нескрываемым сарказмом.
– Мои мистические трюки, друг мой, требуют длительной подготовки, редких ингредиентов и, что самое главное, доверчивой публики. А эти джентльмены, боюсь, настроены весьма скептически. И их дубинки выглядят куда убедительнее моих заклинаний.
Он чуть приподнял крыло.
– Пожалуй, я предпочту наблюдать за развитием событий с безопасной высоты. Удачи тебе, Мюнхгаузен. Постарайся не сильно испортить свою героическую репутацию. И мою тележку.

С этими словами гриф легко взмыл в воздух и занял позицию на вершине ближайшего холма, откуда открывался прекрасный вид на разворачивающуюся сцену.
Мюнхгаузен остался один на один с разъяренным Каркушей и его волчьей свитой. Он посмотрел на свои «могучие мускулы», потом на дубинки волков, и ему стало как-то очень неуютно.
– Послушайте, господа! – заблеял он, пытаясь придать голосу твердость. – Произошло досадное недоразумение! Мы вовсе не собирались ничего красть! Мы просто… э-э-э… взяли на время! Для великой научной экспедиции! Мы же ищем Солнцегрызный Луг! Это принесет славу всей нашей степи!

Каркуша злобно каркнул.
– Солнцегрызный Луг? Да ты мне зубы не заговаривай, **вруноход** проклятый! Я тебя насквозь вижу! Обычный воришка и пустомеля! А ну, парни, возьмите его! И поклажу проверьте! Особенно ту бутыль с настойкой! Это же фамильная ценность!

Волки, рыча, начали медленно окружать Мюнхгаузена. Баран пятился, отчаянно вращая глазами. Его взгляд упал на ржавую саперную лопатку, торчавшую из тележки. Не бог весть какое оружие, но лучше, чем ничего.
«Ну что ж, – мелькнула у него мысль, – придется импровизировать. Как говорил один мой знакомый лев, лучший бой – тот, которого удалось избежать. Но если уж не удалось…»
Он резко схватил лопатку и принял боевую стойку, выставив вперед свой обломанный рог.
– А ну, подходи по одному! – рявкнул он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я вам покажу, как нападать на мирных путешественников! Я, барон Мюнхгаузен, одним ударом семерых побивахом!

Волки на мгновение остановились, сбитые с толку такой неожиданной отвагой. Даже Каркуша удивленно моргнул.
Калиостро сверху одобрительно хмыкнул. «Неплохо, неплохо, – подумал он. – По крайней мере, не разбежался сразу. Может, в нем и впрямь есть капля той самой бараньей отваги, о которой он так любит трепаться».

Глава 3: Неожиданный союзник и пыльная погоня

Вожак волков, матерый серый хищник с порванным ухом и шрамом через всю морду, презрительно фыркнул.
– Смотрите-ка, он еще и угрожает! Ну, сейчас мы тебе покажем «семерых побивахом», кудрявый недомерок! А ну, взять его, ребята! Да шкуру не сильно портите, она еще на воротник сгодится.

Два волка помельче, явно его подручные, одновременно бросились на Мюнхгаузена с разных сторон. Баран взревел и отчаянно замахал саперной лопаткой. Черенок лопаты пришелся одному из нападавших по носу. Волк взвизгнул от боли и отскочил, тряся головой. Второй же успел увернуться и вцепился зубами Мюнхгаузену в ногу.

– Ай! – взвыл Мюнхгаузен, чувствуя острую боль. Он лягнул волка задней ногой, но тот держал крепко.

Вожак, видя, что баран отвлекся, приготовился к прыжку. Каркуша на его спине злорадно хихикал, помахивая своим бесполезным мушкетом.
– Так его, так! Задайте трепку этому **хвастоплюю**!

Калиостро, наблюдавший сверху, решил, что пора вмешаться, пока его «тягловая сила» не превратилась в волчий обед. Он не то чтобы сильно переживал за Мюнхгаузена, но терять единственного компаньона в самом начале такого многообещающего предприятия было бы непрактично. К тому же, тележка с провизией тоже могла пострадать.

Гриф сложил крылья и камнем ринулся вниз. В последний момент он резко затормозил, выпустив когти, и пронесся прямо над головой вожака волков, целясь ему в глаза. Волк инстинктивно отшатнулся, потеряв равновесие, и Каркуша, не удержавшись, с кудахтаньем слетел с его спины прямо в колючий куст репейника.
– А-а-а! Мои перья! Моя гордость! – завопил ворон, барахтаясь в цепких объятиях сорняка.

Тем временем Калиостро, сделав круг, спикировал на волка, который вцепился в ногу Мюнхгаузена. Гриф не стал вступать в открытый бой – он был не боец, а стратег. Он просто с силой ударил незадачливого хищника крылом по голове. Удар был такой силы, что волк на мгновение опешил, разжал челюсти и отпустил ногу барана.

Мюнхгаузен, воспользовавшись моментом, что было сил боднул обидчика своим обломанным рогом в бок. Волк взвыл и отлетел на пару шагов.
– Спасибо, Калиостро! – крикнул баран, потирая укушенную ногу. – Ты настоящий друг! Хоть и пернатый **воздухоброд**!

– Не время для комплиментов! – прокаркал гриф, снова взмывая вверх. – У нас еще один клиент!

Вожак волков, оправившись от неожиданной атаки с воздуха, был в ярости. Шерсть на его загривке стояла дыбом, глаза горели лютой ненавистью. Он забыл и про Мюнхгаузена, и про Каркушу, барахтающегося в репейнике. Его единственной целью стал наглый гриф, осмелившийся его атаковать.
– Я тебя достану, падальщик! – прорычал он, подпрыгивая и пытаясь схватить Калиостро зубами. Но гриф был слишком высоко и слишком ловок.

Пока вожак безуспешно пытался устроить **птицеловство** без подручных средств, Мюнхгаузен, прихрамывая, подскочил к тележке.
– Калиостро, хватайся! – крикнул он, указывая на веревку.

Гриф удивленно посмотрел на него.
– Хвататься за что? Ты же сам ее едва тянешь!
– Не спорь! Хватайся клювом за конец веревки! И лети вперед! А я буду толкать сзади! Вдвоем мы ее утащим быстрее! Это будет… э-э-э… реактивная тяга!

Идея была абсурдной, но времени на раздумья не было. Волк, которому досталось по носу, уже приходил в себя и злобно косился на барана. Калиостро спикировал, схватил клювом свободный конец веревки, и, напрягая все силы, взмахнул крыльями. Мюнхгаузен что было мочи налег на тележку сзади.

Скрипя и раскачиваясь, тележка стронулась с места и, набирая скорость, покатилась по степи. Калиостро летел низко над землей, работая крыльями, как заправский буксир. Мюнхгаузен, забыв про боль в ноге, бежал сзади, толкая поклажу. Это было нелепое зрелище: баран и гриф, впрягшиеся в одну тележку, спасающиеся бегством от стаи волков.

Вожак, увидев, что добыча уходит, взревел от ярости и бросился в погоню. Два других волка, очухавшись, последовали за ним. Каркуша, наконец выпутавшийся из репейника, потеряв половину хвостовых перьев и весь свой боевой задор, лишь злобно каркал им вслед, но преследовать беглецов не решился. Его мушкет так и остался лежать в пыли.

Погоня была отчаянной. Волки были быстры, но тележка, подгоняемая совместными усилиями Мюнхгаузена и Калиостро, катилась на удивление резво. Особенно когда дорога шла под уклон. Мюнхгаузен пыхтел, как паровоз, его шерсть взмокла, но он не сдавался. Калиостро, хоть и привыкший к полетам, тоже чувствовал, как напрягаются его мышцы. Это было похуже, чем таскать тяжелую добычу.

– Быстрее, Мюнхгаузен! – кричал гриф, оглядываясь. – Они почти на хвосте! Если не придумаем что-нибудь, они нас **догонят-схватят**!
– Я… я стараюсь! – отдувался баран. – Но эта проклятая тележка… она весит как чугунный мост! Может, выбросим что-нибудь? Например, этот твой амулет? Он выглядит тяжелым!

– Мой амулет не трогай! – рявкнул Калиостро. – Он – источник моей мистической силы! И удачи! Лучше выброси свой сыр! От него больше вреда, чем пользы!

Они неслись по степи, поднимая тучи пыли. Пейзаж вокруг не менялся: все та же полынь, редкие колючки, выжженная солнцем земля. Волки не отставали. Их голодное рычание становилось все ближе.
Внезапно Мюнхгаузен споткнулся. Тележка наехала ему на ногу, и он с воплем повалился на землю. Калиостро, не ожидавший этого, тоже потерял равновесие и чуть не врезался в землю, едва успев выпустить веревку. Тележка, лишившись тяги и толчка, проехала еще несколько метров и остановилась, накренившись набок.

Волки были уже в нескольких десятках метров.
– Ну вот, приехали, – мрачно констатировал Калиостро, садясь на землю рядом с барахтающимся Мюнхгаузеном. – Твоя неуклюжесть нас погубит, кудрявый. Я всегда говорил, что баранам лучше сидеть в овчарне и жевать траву, а не изображать из себя **геройствователей**.

Мюнхгаузен, постанывая, поднялся на ноги. Его храбрость куда-то улетучилась. Перед лицом реальной опасности он снова превращался в обычного, напуганного барана.
– Что же делать? – заблеял он. – Они нас сейчас разорвут!

В этот момент, когда казалось, что все потеряно, из-за ближайшего холма, откуда ни возьмись, вылетела стрела и вонзилась в землю прямо перед носом вожака волков. Волки резко остановились, удивленно оглядываясь.
Затем на вершине холма показалась фигура. Это был кентавр. Вернее, кентаврида – женщина-кентавр. Верхняя, человеческая часть ее тела была стройной и мускулистой, с длинными русыми волосами, заплетенными в тугую косу. Нижняя, лошадиная, была мощной и грациозной, гнедой масти. В руках она держала большой охотничий лук, а за спиной виднелся колчан со стрелами. Выглядела она сурово и решительно.

– А ну, прочь отсюда, шакалье отродье! – зычно крикнула она голосом, привыкшим повелевать. – Не видите, это моя территория! И я не люблю незваных гостей! Особенно таких шумных и кровожадных!

Волки, хоть и были свирепыми хищниками, явно не ожидали такого поворота. Кентавры в этих краях были редкостью, и слава об их силе и меткости шла далеко впереди них. Вожак злобно оскалился, но нападать не решался. Он понимал, что против лука и стрел его клыки и когти – слабое оружие.
Он злобно зыркнул на Мюнхгаузена и Калиостро, затем на кентавриду, и, издав недовольное рычание, махнул хвостом своим подручным. Волки нехотя развернулись и трусцой побежали прочь, скрывшись за тем же холмом, откуда появились.

Кентаврида проводила их суровым взглядом, затем опустила лук и медленно спустилась с холма к Мюнхгаузену и Калиостро. Те смотрели на нее с открытыми ртами, не веря своему спасению.
– Ну что, путешественнички? – усмехнулась она, подойдя ближе. Голос у нее был низкий, с приятной хрипотцой. – Едва не стали обедом для моих старых знакомых? Эти волки давно уже досаждают всем в округе. Вечно шастают, где не просят, и тащат все, что плохо лежит.

Мюнхгаузен, оправившись от шока, тут же принял свою обычную позу героя.
– Мадам! – воскликнул он, пытаясь изобразить галантный поклон, что с его бараньей стати выглядело довольно комично. – Вы спасли нас! Я, барон Мюнхгаузен, знаменитый путешественник и исследователь, и мой ученый друг, магистр Калиостро, выражаем вам свою глубочайшую признательность! Ваша отвага и меткость достойны восхищения! Если бы не вы, эти **зверохамы**…

– Бросьте, барон, – перебила его кентаврида, дружелюбно улыбнувшись. Улыбка преобразила ее суровое лицо, сделав его на удивление привлекательным. – Я просто не люблю, когда на моей земле обижают слабых. Меня зовут Брунгильда. А вас, я так понимаю, занесло сюда нелегкая? Куда путь держите, если не секрет?

Калиостро, который до этого молча изучал спасительницу пронзительным взглядом, выступил вперед.
– Уважаемая Брунгильда, – прокаркал он своим самым вкрадчивым тоном, – мы направляемся на поиски легендарного Солнцегрызного Луга. Возможно, вы, как жительница этих краев, что-нибудь слышали о нем?

Брунгильда удивленно вскинула брови.
– Солнцегрызный Луг? Давненько я не слышала этой байки. Старики говорят, что это место, где земля встречается с небом, и где растет трава, дарующая вечную жизнь. Но никто его никогда не видел. Большинство считает это просто **сказкобреднем**.

– Вот! Вот! – оживился Мюнхгаузен. – Все так говорят! Но мы-то знаем, что он существует! И мы его найдем! Мое чутье…
– Ваше чутье вас чуть не завело в волчью пасть, – мягко заметила Брунгильда. – Послушайте, я не знаю, где находится ваш Солнцегрызный Луг. Но я знаю эту степь как свои пять пальцев. Или, вернее, как свои четыре копыта. Если хотите, я могу вас немного проводить. По крайней мере, выведу на более безопасную дорогу. И, возможно, подскажу, где можно раздобыть нормальную еду, а не этот ваш… – она с сомнением посмотрела на мешок с позеленевшим сыром, – …деликатес.

Мюнхгаузен и Калиостро переглянулись. Предложение было более чем заманчивым. Во-первых, кентаврида была вооружена и явно умела обращаться с оружием, что могло пригодиться в дальнейшем пути. Во-вторых, она знала местность, что избавляло их от необходимости полагаться на «гениальные» планы Мюнхгаузена по ориентированию на восток.
– Это было бы просто великолепно, уважаемая Брунгильда! – воскликнул Мюнхгаузен. – Мы с радостью примем вашу помощь!
– Весьма признательны, – добавил Калиостро, склонив голову. – Ваше знание местности и… э-э-э… навыки выживания будут для нас бесценны.

Брунгильда улыбнулась.
– Ну что ж, тогда решено. Давайте сначала приведем в порядок вашу… э-э-э… карету, – она кивнула на покосившуюся тележку. – А потом я отведу вас к своему стойбищу. Оно тут недалеко. Там вы сможете отдохнуть, подкрепиться и залатать свои раны, – она выразительно посмотрела на укушенную ногу Мюнхгаузена. – А завтра уже решим, куда двигаться дальше.

Так, совершенно неожиданно, у Мюнхгаузена и Калиостро появился новый союзник. И, судя по всему, этот союзник был куда надежнее, чем их собственные сомнительные таланты и удача, которая имела привычку изменять им в самый неподходящий момент. Приключения, похоже, только начинались.

Глава 4: Стойбище кентавров и вечерние беседы

Стойбище кентавров располагалось в небольшой, укромной долине, скрытой от посторонних глаз высокими холмами и густыми зарослями дикого терновника. Это было не поселение в привычном смысле слова, а скорее временный лагерь: несколько просторных шатров из шкур, коновязь, сложенная из крепких жердей, и большое кострище в центре, над которым уже висел огромный котел, источавший соблазнительный аромат вареного мяса.

Когда Брунгильда, Мюнхгаузен (прихрамывающий, но не теряющий бодрости духа) и Калиостро (летевший чуть в стороне и с любопытством осматривавший окрестности) приблизились к стойбищу, их встретили несколько молодых кентавров-воинов с копьями наперевес. Вид у них был суровый, но, увидев Брунгильду, они тут же расслабились и почтительно склонили головы.
– С возвращением, Брунгильда! – сказал один из них, высокий и широкоплечий, с рыжей бородой. – А это кто с тобой? Неужто пленные?

Брунгильда усмехнулась.
– Успокойся, Рогволд. Это гости. Барон Мюнхгаузен и магистр Калиостро. Они путешественники, и им нужна наша помощь.
Она коротко рассказала о встрече с волками и о цели их экспедиции. Кентавры слушали с интересом, время от времени бросая на Мюнхгаузена и Калиостро любопытные взгляды. Упоминание о Солнцегрызном Луге вызвало у них смешки и недоверчивые возгласы.
– Опять эти **сказочники-лугоискатели**, – пробормотал кто-то. – Сколько их уже было…

Мюнхгаузен хотел было возмутиться и произнести очередную пламенную речь о своих подвигах и будущих открытиях, но Калиостро незаметно ткнул его крылом в бок, и баран благоразумно промолчал, лишь надувшись от обиды.

Брунгильда провела гостей к самому большому шатру, который, очевидно, служил ей жилищем. Внутри было просторно и на удивление уютно. Пол был устлан мягкими шкурами, на стенах висели связки сушеных трав и какое-то оружие – луки, копья, короткие мечи. В углу стоял грубо сколоченный стол и несколько табуретов.
– Располагайтесь, – сказала Брунгильда. – Чувствуйте себя как дома. Ну, или почти как дома. Рогволд, распорядись, чтобы нашим гостям принесли воды и чего-нибудь перекусить. И позови старейшину Хорсу. Думаю, ему будет интересно поговорить с путешественниками.

Пока Рогволд исполнял поручение, Брунгильда занялась ногой Мюнхгаузена. Она ловко промыла рану какой-то пахучей настойкой из трав, от которой баран сначала взвизгнул, а потом почувствовал приятное тепло и облегчение. Затем она наложила повязку из чистого мха и туго перевязала ее полоской кожи.
– Ну вот, – сказала она, удовлетворенно оглядыдев свою работу. – До свадьбы заживет. Если, конечно, ты не будешь снова лезть на рожон без особой надобности. Твоя **безрассудность** поражает.

Мюнхгаузен, тронутый такой заботой, расчувствовался.
– О, мадам Брунгильда, вы не только отважная воительница, но и искусная целительница! Ваша доброта не знает границ! Я… я в неоплатном долгу перед вами!

Брунгильда лишь отмахнулась.
– Пустяки. У нас, кентавров, принято помогать друг другу. Да и не только друг другу. Главное, чтобы человек… или баран… был хороший. А ты, хоть и хвастун, но, кажется, не злой.

В этот момент в шатер вошел старый кентавр. Он был очень высок, даже для своей породы, с длинной седой бородой, ниспадавшей на мощную грудь, и мудрыми, чуть прищуренными глазами. Двигался он медленно, но с большим достоинством. Это был Хорса, старейшина племени.
– Приветствую тебя, Брунгильда, – сказал он низким, рокочущим голосом. – Рогволд сказал, у нас гости издалека?

Брунгильда представила ему Мюнхгаузена и Калиостро. Хорса внимательно выслушал ее рассказ, затем долго и изучающе смотрел на пришельцев. Мюнхгаузен ерзал под его взглядом, чувствуя себя не в своей тарелке. Даже Калиостро, обычно невозмутимый, ощущал какую-то особую силу, исходившую от этого древнего кентавра.
– Солнцегрызный Луг… – протянул наконец Хорса, поглаживая свою бороду. – Давняя легенда. Многие искали его, но никто не возвращался с доказательствами его существования. Некоторые говорили, что нашли его, но их рассказы были туманны и противоречивы. Другие же просто исчезали без следа в бескрайних степях. Что ж, стремление к неизведанному достойно уважения. Но путь ваш будет труден и опасен. Вы уверены, что готовы к этому, **непоседы-мечтатели**?

– Абсолютно уверены, почтенный Хорса! – выпалил Мюнхгаузен, вновь обретая дар речи. – Нас не страшат трудности! Мы преодолеем любые преграды! Ведь мы – барон Мюнхгаузен и магистр Калиостро! Наши имена будут вписаны золотыми буквами в анналы истории!
Хорса чуть заметно улыбнулся в седую бороду.
– Энтузиазм – это хорошо. Но одной его недостаточно. Нужна еще мудрость, терпение и немного удачи. А удача, как известно, дама капризная.

Калиостро решил вставить свое веское слово.
– Почтенный старейшина, мы понимаем все риски. Но цель наша слишком велика, чтобы отступать. К тому же, мы не только энтузиасты. Я, например, обладаю некоторыми познаниями в области… э-э-э… тайных наук и предсказаний. А мой друг барон… он очень силен духом. И телом. Иногда.

Хорса кивнул.
– Что ж, каждый выбирает свою дорогу. Мы, кентавры, не будем вам мешать. Более того, мы готовы оказать вам посильную помощь. Брунгильда уже сделала первый шаг. Завтра утром мы дадим вам немного провизии, карту этих земель – насколько мы их знаем – и несколько полезных советов. А сейчас – прошу к нашему скромному ужину. Вы, должно быть, проголодались.

Ужин проходил у большого костра под открытым небом. Кроме Мюнхгаузена, Калиостро, Брунгильды и Хорсы, собралось еще несколько десятков кентавров – воины, охотники, женщины, дети. Еда была простой, но сытной: жареное на вертеле мясо дикого кабана, печеная в золе картошка, какие-то лесные ягоды и коренья. Пили кентавры кумыс – кисломолочный напиток, отлично утолявший жажду и придававший силы.

Мюнхгаузен, поначалу немного скованный в обществе этих могучих полулюдей-полулошадей, быстро освоился. Он рассказывал свои байки, которые здесь, вдали от скептиков из трактира «Три Бараньих Лба», звучали особенно убедительно. Кентавры, народ суровый, но не чуждый юмора, слушали его с интересом, иногда прерывая смехом или удивленными возгласами. Особенно им понравилась история про полет на ядре и про то, как Мюнхгаузен вытащил себя из болота за волосы (здесь он тактично умолчал про шерсть, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций).
– Ай да барон! – хлопал его по плечу рыжебородый Рогволд, едва не сбивая с ног. – Вот это **рассказоблудие**! Такого мы еще не слыхали! Ты бы мог стать у нас главным сказителем!

Калиостро же вел себя более сдержанно. Он сидел рядом с Хорсой, неторопливо потягивал кумыс и вел с ним тихую беседу о звездах, древних преданиях и тайнах мироздания. Старый кентавр оказался на удивление сведущим собеседником, и гриф с удовольствием обменивался с ним мнениями, вставляя время от времени туманные намеки на свои собственные «мистические» способности и познания. Он даже продемонстрировал небольшой фокус, заставив пламя костра на мгновение изменить цвет с оранжевого на зеленый, чем вызвал почтительное изумление у молодых кентавров. Разумеется, это была всего лишь ловкая манипуляция с щепоткой какого-то порошка, который он незаметно бросил в огонь, но выглядело эффектно. «Маленькое **чудесаторство** никогда не повредит репутации», – решил он про себя.

Брунгильда сидела между Мюнхгаузеном и Калиостро, слушая то одного, то другого. Она подливала им кумыс, угощала лучшими кусками мяса и с улыбкой наблюдала, как эти двое таких разных существ находят общий язык с ее соплеменниками. В ее глазах светилась какая-то особая теплота, когда она смотрела на неугомонного барана, чья неуклюжая храбрость и неиссякаемый оптимизм вызывали у нее невольную симпатию.

Когда ужин подошел к концу и звезды ярко засияли на темном бархате ночного неба, Хорса поднялся.
– Благодарю вас, барон Мюнхгаузен, и вас, магистр Калиостро, за то, что разделили с нами трапезу и поведали свои истории. Надеюсь, эта ночь даст вам отдых и силы для дальнейшего пути. Завтра на рассвете Брунгильда проводит вас до границы наших земель. Дальше вам придется идти одним. Но помните: степь велика и полна не только опасностей, но и чудес. Ищите – и, возможно, найдете. А если не найдете, то, по крайней мере, проживете интересную жизнь. А это, поверьте старому кентавру, тоже немало.

С этими словами он удалился в свой шатер. Вскоре и остальные кентавры разошлись по своим жилищам. У костра остались только Мюнхгаузен, Калиостро и Брунгильда.
Баран, разморенный сытной едой, кумысом и теплом костра, начал клевать носом. Калиостро же, наоборот, казался бодрым и задумчивым. Он смотрел на звезды, и в его глазах отражался их холодный, далекий свет.

– Знаешь, Брунгильда, – вдруг сказал он, нарушая тишину, – твой старейшина – мудрый кентавр. В его словах больше правды, чем во всех книгах, которые я прочел за свою долгую жизнь. А я прочел немало, уж поверь.
– Хорса действительно мудр, – согласилась Брунгильда. – Он видел многое на своем веку. И он редко ошибается в людях… и не только в людях. Если он решил вам помочь, значит, он увидел в вас что-то настоящее. Даже в тебе, барон, – она с улыбкой посмотрела на задремавшего Мюнхгаузена. – Несмотря на все твое **пустобрёхство**.

Мюнхгаузен что-то невнятно пробормотал во сне, видимо, продолжая свои героические подвиги в мире грез.
Калиостро тихо хмыкнул.
– Он неисправим. Но, возможно, в этом его сила. Он верит в свои выдумки так искренне, что иногда они начинают сбываться. Или, по крайней мере, увлекают за собой других. Таких, как я, например.

Брунгильда посмотрела на грифа с любопытством.
– А ты, Калиостро? Зачем тебе этот Солнцегрызный Луг? Ты не похож на искателя вечной молодости или несметных богатств. У тебя вид существа, которое уже все это видело и во всем разочаровалось.
Калиостро надолго замолчал, глядя в огонь. Пламя отбрасывало причудливые тени на его хищный профиль.
– Скажем так, – наконец произнес он, – я ищу… подтверждения. Или опровержения. Я слишком долго живу на этом свете, Брунгильда. И я видел слишком много обмана, глупости и пустых обещаний. Мир, по большому счету, – это огромный базар, где каждый пытается всучить соседу какую-нибудь **фальшивку-блестяшку** за настоящую ценность. И Солнцегрызный Луг… это, возможно, самая большая и самая красивая фальшивка из всех. Или… или единственное, что в этом мире еще осталось настоящего. Я хочу это выяснить. Для себя.

Брунгильда слушала его, затаив дыхание. В словах старого грифа звучала такая глубокая и застарелая тоска, что ей стало его немного жаль.
– Что ж, – сказала она мягко, – надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, Калиостро. И пусть это будет не фальшивка.

Она поднялась.
– Пора спать. Завтра у вас трудный день. Я постелю вам в своем шатре. Там достаточно места для всех.
Мюнхгаузен, разбуженный ее словами, нетвердой походкой поплелся за ней. Калиостро еще некоторое время сидел у догорающего костра, глядя на звезды. Потом он расправил крылья, взлетел на крышу шатра Брунгильды и устроился там на ночлег, как он привык. С высоты ему был виден весь спящий лагерь и бескрайняя степь вокруг, таящая в своих просторах и опасности, и надежды, и, возможно, тот самый легендарный Солнцегрызный Луг, который так упрямо искали эти двое странных путников – хвастливый баран и мудрый, усталый гриф.

Глава 5: Карта старейшины и прощание с кентаврами

Утро встретило путников свежестью и легким туманом, который белой дымкой стелился по долине. Кентавры уже были на ногах: мужчины проверяли оружие и сбрую, женщины готовили завтрак, дети с хохотом носились по лагерю, играя в догонялки. Жизнь в стойбище кипела, размеренная и привычная.

Мюнхгаузен проснулся на удивление бодрым. Нога почти не болела, а после сытного ужина и крепкого сна его оптимизм достиг своего обычного пика. Он уже предвкушал новые приключения и славные подвиги.
– Доброе утро, друзья! – пробасил он, выходя из шатра Брунгильды, где ему была отведена почетная лежанка из мягких шкур. – Какой чудесный день для великих свершений! Чувствую, сегодня мы как минимум откроем пару новых континентов! Ну, или хотя бы найдем очень большой гриб!

Калиостро, который уже давно сидел на крыше шатра и медитировал, глядя на восходящее солнце, лишь скептически хмыкнул.
– Сначала неплохо бы найти дорогу из этой долины, мой неугомонный друг. А потом уже думать о континентах. И грибах. Особенно если они будут похожи на твой вчерашний сыр.

Брунгильда подошла к ним, неся в руках сверток из выделанной кожи и несколько небольших мешочков.
– Доброе утро, путешественники. Старейшина Хорса просил передать вам это.
Она развернула сверток. Это была карта, нарисованная на куске пергамента углем и какими-то растительными красками. Карта была довольно подробной, на ней были обозначены реки, холмы, редкие рощицы и даже опасные места, такие как болота или территории враждебных племен.
– Это карта наших земель и ближайших окрестностей, – пояснила Брунгильда. – Дальше, к сожалению, мы не заглядывали. Но, надеюсь, она вам поможет. Хорса также отметил на ней несколько источников с чистой водой и места, где можно найти съедобные коренья и ягоды.

Мюнхгаузен с благоговением взял карту.
– Это… это бесценный дар, уважаемая Брунгильда! С такой картой мы не пропадем! Мы… мы нарисуем на ней новые маршруты, откроем новые земли! Она станет реликвией! Ее будут изучать в академиях!

– Главное, чтобы вы сами в ней разобрались, – усмехнулась Брунгильда. – А это, – она протянула им мешочки, – немного провизии на дорогу. Вяленое мясо, сухари, орехи. Не так много, как хотелось бы, но должно хватить на первое время. И вот еще, – она достала небольшой кожаный мешочек, в котором что-то тихо звенело. – Это несколько кремней для разведения огня и маленький, но острый нож. Думаю, пригодится. Наше вам **гостедарствие**.

Мюнхгаузен был растроган до глубины души.
– Брунгильда! Хорса! Все вы, благородные кентавры! Ваша щедрость и гостеприимство… У меня нет слов! Мы никогда этого не забудем! И когда мы найдем Солнцегрызный Луг, мы обязательно вернемся и разделим с вами его дары!
– Мы будем ждать, – улыбнулся Хорса, который подошел к ним вместе с Рогволдом и еще несколькими воинами. – Но не торопитесь. Главное – берегите себя. И помните: самый верный компас – это ваше сердце. А самая надежная карта – это ваш собственный опыт.

Калиостро, который внимательно изучал карту, поднял голову.
– Карта действительно хороша, – признал он. – И провизия нам очень пригодится. Благодарим вас от всей души, почтенный Хорса, и тебя, Брунгильда. Ваша помощь неоценима. Мы постараемся не посрамить вашего доверия.

Пришло время прощаться. Вся община кентавров собралась, чтобы проводить необычных гостей. Мюнхгаузен пожал копыто каждому воину, отвесил галантный поклон каждой кентавриде и даже потрепал по голове нескольких жеребят, которые с любопытством разглядывали его курчавую шерсть и обломанный рог. Он чувствовал себя настоящим героем, отправляющимся в дальний и опасный поход.

Калиостро был более сдержан, но и в его глазах читалась искренняя признательность. Он обменялся несколькими словами с Хорсой на каком-то древнем наречии, понятном только им двоим, и почтительно склонил голову перед старейшиной.

Брунгильда вызвалась проводить их до выхода из долины. Она шла рядом с Мюнхгаузеном, который снова впрягся в свою многострадальную тележку (теперь уже не скрипевшую так жалобно после того, как один из кентавров-мастеров смазал ей оси каким-то особым составом). Калиостро летел чуть впереди, сверяясь с картой и высматривая дорогу.
– Ну вот, – сказала Брунгильда, когда они достигли узкого прохода между холмами, за которым начиналась бескрайняя степь. – Дальше вам самим. Вон та дальняя гряда холмов, – она указала рукой на восток, – это уже ничейные земли. Там будьте особенно осторожны. Ходят слухи, что в тех краях обитают **пустыннорыски** – злобные песчаные ящеры, которые нападают на путников. И еще… остерегайтесь миражей. В этих местах они особенно коварны.

Мюнхгаузен сглотнул. Песчаные ящеры и коварные миражи звучали не так романтично, как полет на ядре. Но он тут же взял себя в руки.
– Не беспокойтесь, прекрасная Брунгильда! Мы будем начеку! Я, барон Мюнхгаузен, не раз сражался с чудовищами и похлеще! А что касается миражей… У меня такой острый глаз, что я отличу правду от вымысла даже в самой густой пустыне!

Брунгильда улыбнулась, но в ее улыбке была и грусть.
– Я верю в тебя, барон. И в тебя, Калиостро. Берегите друг друга. И… если когда-нибудь будете в наших краях, не проходите мимо. Мы всегда будем рады вас видеть.

Она протянула руку Мюнхгаузену. Баран, смутившись, неловко пожал ее своей мозолистой ладонью. Затем Брунгильда посмотрела на Калиостро, который приземлился рядом.
– Удачи тебе, старый гриф, – сказала она. – Найди то, что ищешь.
Калиостро кивнул.
– И тебе удачи, Брунгильда, дочь степей. Пусть твой лук всегда будет меток, а стадо твое процветает.

Она еще раз посмотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом. Затем вздохнула, повернулась и медленно пошла обратно в долину, к своей привычной жизни. Но что-то в ней изменилось. Встреча с этими двумя странными искателями приключений оставила след в ее душе, пробудив какие-то давно забытые мечты и стремления.

А Мюнхгаузен и Калиостро шли вперед. Степь расстилалась перед ними, бескрайняя и загадочная. Солнце поднималось все выше, обещая жаркий день. Тележка катилась довольно легко, провизии было достаточно, карта указывала путь. Впереди их ждали неизвестность, опасности и, возможно, тот самый легендарный Солнцегрызный Луг.
Мюнхгаузен, как всегда, был полон энтузиазма.
– Ну что, Калиостро, старый ворчун! – бодро крикнул он. – Приключения продолжаются! Чувствуешь этот запах? Это запах свободы, открытий и… и немного пыли, конечно. Но это благородная пыль! Пыль дальних дорог!

Калиостро, летевший рядом, не ответил. Он смотрел на горизонт, где в мареве дрожал воздух. Его древние глаза были задумчивы. Он думал о словах Хорсы, о Брунгильде, о Солнцегрызном Луге. И о том, что, возможно, самое главное в этом путешествии – не цель, а сам путь. И компания. Пусть даже такая нелепая, как этот хвастливый, но неисправимо обаятельный баран.
Внезапно он заметил что-то впереди. Какое-то движение у подножия тех самых холмов, о которых говорила Брунгильда.
– Мюнхгаузен, внимание! – прокаркал он. – Кажется, наши приключения начинаются раньше, чем мы ожидали. И боюсь, это не встреча с дружелюбными сусликами.

Мюнхгаузен напрягся, вглядываясь вдаль.
– Что там? Неужели те самые **пескоящеры**, о которых говорила Брунгильда? Ну, я им сейчас покажу! Я им устрою такую баню, что они надолго забудут дорогу к приличным путешественникам!

Он схватил свою саперную лопатку, готовясь к бою. Калиостро тяжело вздохнул. Похоже, спокойной жизни им в ближайшее время не предвиделось. Но, с другой стороны, разве они искали спокойной жизни? Вряд ли. Ведь они были искателями приключений. А приключения, как известно, редко бывают спокойными. Они скорее **буйношеметные**.

Глава 6: Первое испытание пустошью и хитрость Калиостро

То, что Калиостро издали принял за движение, оказалось группой существ, действительно напоминавших ящеров, но гораздо крупнее и неприятнее на вид, чем можно было ожидать. Это были те самые пустыннорыски, о которых предупреждала Брунгильда. Их было около пяти или шести. Чешуйчатые тела песочного цвета идеально сливались с окружающей местностью, длинные мускулистые хвосты подергивались в нетерпении, а из зубастых пастей капала слюна. Глаза их, маленькие и злые, внимательно следили за приближающимися путниками.

– Так-так, – прошипел Мюнхгаузен, пытаясь скрыть дрожь в голосе за напускной бравадой. – Вот и первая проверка на прочность! Ну что, Калиостро, есть идеи, как нам превратить этих **чешуезубых** в безобидных ящерок? Может, споешь им колыбельную? Говорят, у тебя это неплохо получается.

Калиостро окинул ящеров оценивающим взглядом.
– Боюсь, мой репертуар не включает произведений, способных усыпить этих гурманов до того, как они решат попробовать нас на вкус. Прямое столкновение, учитывая их количество и, осмелюсь предположить, остроту зубов, кажется мне не самой удачной стратегией. Особенно для тебя, мой кудрявый друг. Ты, конечно, герой, но даже у героев бывают пределы прочности. Особенно у тех, кто сделан из мяса.

Ящеры, заметив, что путники остановились, начали медленно расходиться, явно намереваясь окружить их.
– Они нас обходят! – нервно прошептал Мюнхгаузен, пятясь и прикрываясь тележкой. – Что будем делать? Бежать? Но куда? Вокруг одна степь!

Калиостро на мгновение задумался, его острые глаза быстро сканировали окружающую местность. Холмы, поросшие редким кустарником, сухая трава, камни… Ничего, что могло бы послужить надежным укрытием.
– Бежать бесполезно, – констатировал он. – Эти твари наверняка быстрее нас на такой местности. Нам нужна хитрость. Или очень большое чудо. Чудес под рукой, к сожалению, не наблюдается, так что придется полагаться на хитрость. Точнее, на мою хитрость и твою… э-э-э… способность отвлекать внимание.

– Отвлекать внимание? – переспросил Мюнхгаузен. – Ты хочешь, чтобы я станцевал перед ними джигу, пока ты будешь готовить свой колдовской **обманевр**?
– Что-то в этом роде, – кивнул Калиостро. – Слушай внимательно. Видишь вон тот большой камень справа от дороги? Я полечу к нему и спрячусь за ним. А ты… ты должен будешь изобразить самую отчаянную и героическую атаку на этих ящеров, какую только сможешь. Кричи, маши своей лопаткой, бросайся на них… В общем, сделай так, чтобы они все обратили внимание на тебя. Главное – не дай им себя съесть слишком быстро.

Мюнхгаузен вытаращил глаза.
– Ты… ты предлагаешь мне стать приманкой? Живой приманкой для этих чудовищ? А ты в это время будешь спокойно отсиживаться за камнем? Это… это не по-товарищески!
– Это по-стратегически, – возразил Калиостро. – Если мой план сработает, мы оба останемся целы. Если нет… ну, тогда, по крайней мере, я успею насладиться последними минутами твоей героической, хоть и бессмысленной, борьбы. К тому же, ты же сам говорил, что не раз сражался с чудовищами и похлеще. Вот тебе шанс доказать это на деле. И не забудь про тележку. Постарайся, чтобы она тоже не пострадала. Там наша провизия. И моя любимая подзорная труба, хоть она и с треснувшей линзой.

Мюнхгаузен хотел было возразить, но ящеры приближались, и времени на споры не оставалось. Он посмотрел на свою саперную лопатку, потом на острые зубы пустыннорысков, и ему стало очень страшно. Но мысль о том, что Калиостро будет наблюдать за его позорным бегством или, еще хуже, трусливой гибелью, была еще невыносимее. К тому же, в его словах была доля правды: кто, если не он, барон Мюнхгаузен, способен на такой отчаянный подвиг?
– Ладно, – проворчал он, сжимая черенок лопатки. – Но если твой план не сработает, пернатый ты **хитродум**, я тебя и на том свете достану! И заставлю съесть все твои амулеты!

– Договорились, – невозмутимо ответил Калиостро. – А теперь – действуй! И постарайся выглядеть как можно более устрашающе. Представь, что перед тобой не ящеры, а тот самый сборщик податей.

С этими словами гриф расправил крылья и, сделав несколько мощных взмахов, полетел к указанному камню, стараясь держаться как можно ниже к земле, чтобы не привлекать внимания ящеров.
Мюнхгаузен остался один на один с приближающимися хищниками. Он глубоко вздохнул, пытаясь унять колотившееся в груди сердце. Затем он вспомнил все свои самые героические байки, представил себя на месте тех отважных героев, о которых он так любил рассказывать, и ринулся вперед с оглушительным боевым кличем:
– А-а-а-а! Получайте, гады ползучие! Сейчас я вам покажу, где раки зимуют! Я – барон Мюнхгаузен, гроза семи морей и тридцати пустынь! Трепещите, **злоящеры**!

Он размахивал лопаткой, как заправский фехтовальщик, бросался из стороны в сторону, подпрыгивал и лягался. Выглядело это, надо сказать, довольно нелепо, но ящеры, не ожидавшие такой яростной атаки от, казалось бы, безобидного барана, на мгновение опешили. Они остановились, с любопытством наблюдая за этим странным представлением.

Мюнхгаузен, видя, что его тактика возымела некоторый эффект, воодушевился. Он начал выкрикивать отрывки из своих самых знаменитых историй, перемежая их угрозами и оскорблениями в адрес ящеров.
– Я однажды голыми руками победил дракона о трех головах! А вас, сопляков, я и мизинцем левой ноги одолею! Я плавал на ките по Северному Ледовитому океану! А вы даже лужи боитесь!

Ящеры, похоже, не понимали ни слова, но агрессивный тон и размахивание блестящим предметом (лопаткой) явно привлекли их внимание. Они забыли про грифа, скрывшегося за камнем, и сосредоточились на баране. Самый крупный из них, видимо, вожак, издал шипящий звук и медленно двинулся на Мюнхгаузена.

Тем временем Калиостро, убедившись, что ящеры отвлеклись, начал действовать. Он не собирался сражаться с ними в открытую. Его план был куда хитрее. Рядом с камнем, за которым он спрятался, рос большой куст сухой колючки, какие часто встречаются в степи. Калиостро быстро наломал несколько веток, достал из своего походного мешочка кремень и огниво, которые ему дала Брунгильда, и с нескольких попыток высек искру. Сухая трава под колючкой мгновенно вспыхнула.

Калиостро подождал, пока пламя немного разгорится, а затем, подхватив клювом горящую ветку, взлетел и полетел в сторону ящеров, но не прямо на них, а так, чтобы ветер, который дул им в спину, понес дым и искры в их сторону. Он поджег несколько кустов сухой травы и колючек, создавая огненный барьер между ящерами и Мюнхгаузеном.

Пустыннорыски, как и многие животные, инстинктивно боялись огня. Увидев приближающееся пламя и почувствовав едкий запах дыма, они пришли в замешательство. Их агрессивный настрой сменился тревогой. Они зашипели, закрутились на месте, не зная, что делать.
Мюнхгаузен, увидев огонь и сообразив, в чем заключается план Калиостро, тоже не растерялся.
– Горите синим пламенем, исчадия ада! – завопил он, указывая лопаткой на огонь. – Это кара небесная за ваши злодеяния! Сам бог Солнца разгневался на вас!

Эффект был потрясающим. Ящеры, окончательно перепуганные огнем, дымом и криками «безумного» барана, который, по их мнению, управлял этой огненной стихией, бросились наутек. Они неслись прочь, не разбирая дороги, поднимая тучи пыли и песка, и вскоре скрылись за горизонтом.

Мюнхгаузен, тяжело дыша, опустился на землю. Ноги его подкашивались от пережитого напряжения, но на лице сияла торжествующая улыбка.
– Ну что, Калиостро? – крикнул он, когда гриф приземлился рядом. – Видел? Я их обратил в бегство! Одним своим грозным видом и несокрушимой отвагой! Твой огонек, конечно, тоже немного помог, не спорю. Но главная заслуга – моя!

Калиостро окинул его скептическим взглядом.
– Безусловно, мой друг. Твои танцы с лопаткой были верхом **герой-акробатики**. Без них мой скромный фейерверк не произвел бы такого впечатления. Однако, не стоит забывать, что именно этот «огонек» спас твою драгоценную шкуру от весьма неприятного знакомства с их зубами. И, кстати, огонь имеет свойство распространяться. Неплохо бы нам убраться отсюда, пока мы сами не превратились в шашлык.

Действительно, сухая трава горела довольно быстро, и пламя, подгоняемое ветром, приближалось к ним. Мюнхгаузен вскочил, схватил тележку, и они поспешно ретировались на безопасное расстояние, откуда наблюдали, как огонь постепенно затухает, оставляя после себя черные проплешины на выжженной земле.
– Ну, вот и первое серьезное приключение, – сказал Мюнхгаузен, вытирая пот со лба. – Признаюсь, было немного страшновато. Но мы справились! Мы – непобедимая команда!
– Команда, в которой один изображает из себя громоотвод, а другой судорожно пытается разжечь костер, – уточнил Калиостро. – Весьма эффективное разделение труда, нечего сказать. Но, как бы то ни было, мы живы и даже почти не пострадали. Это уже неплохо. Однако, этот инцидент показал, что нам нужно быть более осторожными. Степь не прощает ошибок. И **пустошь-страшилище** эта полна неприятных сюрпризов.

Они продолжили свой путь. Солнце уже стояло высоко, и жара становилась невыносимой. Карта, подаренная кентаврами, действительно помогала ориентироваться, но местность была однообразной и унылой. Час за часом они шли по выжженной равнине, и никаких признаков Солнцегрызного Луга не наблюдалось. Даже Мюнхгаузен немного приуныл и перестал хвастаться своими подвигами.
К вечеру они добрались до небольшого оазиса, отмеченного на карте, – несколько чахлых деревьев вокруг крошечного источника с мутноватой, но все же пригодной для питья водой. Здесь они решили сделать привал на ночь.

Мюнхгаузен развел небольшой костерок из собранного по дороге сухого кустарника, Калиостро ощипал и зажарил на огне пару степных куропаток, которых ему удалось подстрелить из рогатки Мюнхгаузена (еще одно «позаимствованное» сокровище). Ужин был скромным, но после дневных испытаний казался верхом блаженства.
– Знаешь, Калиостро, – сказал Мюнхгаузен, задумчиво грызя обглоданную косточку, – а ведь Брунгильда была права. Эти степи действительно полны опасностей. И кто знает, что ждет нас впереди? Может, этот Солнцегрызный Луг – действительно просто выдумка? И мы зря тратим время и силы?

Калиостро посмотрел на него с удивлением. Такой упадок духа был не свойственен барану.
– Что это с тобой, Мюнхгаузен? Неужели встреча с несколькими перепуганными ящерами так на тебя подействовала? Где же твой знаменитый оптимизм? Твоя вера в успех?
– Оптимизм оптимизмом, – вздохнул Мюнхгаузен, – но и здравый смысл никто не отменял. Мы уже несколько дней в пути, а не приблизились к цели ни на шаг. Вокруг только пыль, жара и **колючкоросли**. А если этот Луг вообще не существует? Что тогда? Вернемся с позором? И этот шакал-налоговик снова будет издеваться надо мной?

Калиостро помолчал, глядя на догорающий костер.
– Возможно, Луга и не существует, – сказал он наконец. – А возможно, он ждет нас за следующим холмом. Кто знает? Но разве это так важно? Важно то, что мы идем. Мы ищем. Мы живем. Разве это не лучше, чем сидеть в пыльном трактире и слушать твои бесконечные байки, какими бы увлекательными они ни были?
Он усмехнулся.
– К тому же, если Луга нет, мы его… придумаем. Ты же мастер по этой части. Найдем какую-нибудь симпатичную полянку, посыплем ее толченым стеклом для блеска, сочиним пару-тройку убедительных легенд… И вуаля! Солнцегрызный Луг готов к приему паломников. Главное – правильная реклама. А в этом мы с тобой непревзойденные специалисты.

Мюнхгаузен слушал, и его глаза снова загорались прежним огнем.
– А что, Калиостро, это идея! – воскликнул он. – Гениальная идея! Если гора не идет к Магомету, то Магомет… создает гору сам! Мы не просто найдем Солнцегрызный Луг, мы его создадим! И он будет еще лучше, чем в легендах! С блэкджеком и… и овцами-танцовщицами!

Калиостро вздохнул. Оптимизм его друга был поистине неистребим. И заразен.
– Обойдемся без овец-танцовщиц, пожалуйста, – проворчал он. – Это уже перебор даже для твоего богатого воображения. Но в остальном… почему бы и нет? В конце концов, как говорил один мой знакомый алхимик, «вся наша жизнь – это одна большая **иллюзионика**, так почему бы не сделать ее красивой иллюзией?».

Они еще долго сидели у костра, обсуждая детали своего нового, еще более грандиозного плана. Мюнхгаузен снова был полон энтузиазма и сыпал идеями одна другой невероятнее. Калиостро слушал, скептически хмыкал, но в глубине души чувствовал, что это безумное предприятие начинает ему нравиться все больше и больше.
Ночь опустилась на степь, укрыв ее своим темным покрывалом. Где-то далеко выл шакал. Звезды равнодушно мерцали в бескрайнем небе. А двое друзей, баран и гриф, сидели у догорающего костра и мечтали. Мечтали о Солнцегрызном Луге – настоящем или выдуманном, неважно. Главное, что он был их мечтой. И они шли к ней, несмотря ни на что.

Глава 7: Миражи пустыни и встреча с кочевниками

Следующие несколько дней пути были тяжелыми и однообразными. Жара не спадала даже ночью, вода в источнике, найденном по карте, оказалась почти пересохшей, и им приходилось строго экономить запасы, взятые у кентавров. Пейзаж вокруг становился все более пустынным: редкие колючие кустарники сменились голыми песчаными барханами и потрескавшейся от зноя глинистой почвой. Карта Брунгильды здесь уже не помогала – эта местность была для кентавров terra incognita.

Мюнхгаузен заметно сник. Его обычная бравада уступила место молчаливой угрюмости. Он молча тянул свою тележку, тяжело дыша и то и дело вытирая пот со лба. Даже его шерсть, казалось, потускнела и обвисла. Калиостро, хоть и переносил жару легче благодаря своим полетам на высоте, где было прохладнее, тоже чувствовал себя не лучшим образом. Его перья покрылись слоем пыли, а в горле постоянно першило.

Но самым тяжелым испытанием стали миражи. Они появлялись внезапно, маня прохладой оазисов, сверкающими озерами и тенистыми рощами там, где на самом деле была лишь раскаленная пустыня. Несколько раз Мюнхгаузен, обезумев от жажды, срывался с места и бежал к этим призрачным видениям, но каждый раз его ждало жестокое разочарование. Калиостро пытался его урезонить, объясняя природу этого явления, но баран, доведенный до отчаяния, не слушал.
– Ты ничего не понимаешь, пернатый скептик! – кричал он, указывая на дрожащее в мареве озеро. – Вон же оно, вода! Я ее вижу! Я ее чувствую! А ты со своим **наукоблудием** хочешь, чтобы мы умерли от жажды!

Только когда Калиостро силой удерживал его или когда мираж рассеивался сам собой, Мюнхгаузен немного приходил в себя, но тут же впадал в еще большее уныние.
– Все пропало, – бормотал он, без сил опускаясь на песок. – Мы заблудились. Мы умрем здесь, в этой проклятой пустыне. И никто даже не узнает, где покоятся кости великого барона Мюнхгаузена…

Калиостро старался сохранять спокойствие, хотя и ему становилось не по себе. Он понимал, что если они не найдут в ближайшее время воду и укрытие от солнца, дело может кончиться плохо. Он кружил над пустыней, высматривая хоть какие-то признаки жизни или ориентиры, но видел лишь бескрайние пески.
«Нужно что-то делать, – думал он, внешне лишь поправляя амулет. – Иначе этот баран совсем раскиснет. А тащить его на себе вместе с тележкой я не смогу. Даже если бы захотел».

Однажды, когда солнце было в зените и жара достигла своего пика, Мюнхгаузен снова увидел мираж. На этот раз это был целый город – с высокими башнями, белыми стенами и тенистыми садами. Он был так реален, что даже Калиостро на мгновение усомнился.
– Смотри, Калиостро! – закричал Мюнхгаузен, вскакивая на ноги. Его глаза безумно блестели. – Город! Настоящий город! Там есть вода! Еда! Прохлада! Мы спасены!

Он бросился бежать к призрачному городу, не обращая внимания на крики грифа. Калиостро тяжело вздохнул и полетел за ним, понимая, что переубеждать его бесполезно.
Мюнхгаузен бежал, спотыкаясь и падая, но снова поднимался и продолжал свой безумный бег. Город манил его, обещая спасение. Но чем ближе он подбегал, тем более расплывчатыми становились его очертания, пока наконец он не растаял в дрожащем воздухе, оставив после себя лишь голый, раскаленный песок.

Баран остановился, тяжело дыша. Его плечи поникли. Он посмотрел на свои дрожащие копыта, потом на бескрайнюю пустыню вокруг. Из его глаз покатились слезы – горькие, соленые слезы отчаяния. Он упал на колени и зарыдал, как ребенок.
– Нет… не может быть… – шептал он. – Этого не может быть… Я так верил…

Калиостро молча опустился рядом с ним. Он не знал, что сказать. Любые слова утешения сейчас были бы бессмысленны. Он просто положил свое крыло на плечо рыдающего барана.
Внезапно он что-то услышал. Какой-то тихий, едва различимый звук, похожий на звон колокольчиков. Он поднял голову, прислушиваясь. Звук повторился, на этот раз чуть громче. Он доносился откуда-то слева, со стороны невысокой гряды песчаных дюн.
– Мюнхгаузен, тихо! – прошипел он. – Кажется, я что-то слышу.

Баран, всхлипывая, поднял голову.
– Что? Опять мираж? Опять твои **слухоглюки**? Я больше не верю ничему в этой проклятой пустыне!

– Нет, это не мираж, – Калиостро был уверен. – Это реальный звук. Похоже на… караван?
Они замерли, прислушиваясь. Звон колокольчиков становился все отчетливее. И вскоре из-за дюн показалась вереница верблюдов, груженных тюками. На верблюдах сидели люди, закутанные в длинные одежды, защищавшие их от солнца и песка. Это были кочевники – хозяева пустыни.

Мюнхгаузен и Калиостро смотрели на них, как на чудо. Спасение пришло в тот момент, когда они уже потеряли всякую надежду.
Кочевники, заметив их, остановились. Несколько всадников отделились от каравана и подъехали ближе. Они были вооружены кривыми саблями и длинными копьями. Вид у них был суровый и настороженный.
Один из них, видимо, предводитель, пожилой мужчина с обветренным лицом и пронзительными черными глазами, обратился к ним на незнакомом языке.

Мюнхгаузен растерянно посмотрел на Калиостро.
– Что он говорит? Я ничего не понимаю!
Калиостро, к его удивлению, ответил кочевнику на том же языке. Завязался короткий разговор. Гриф говорил спокойно и уверенно, время от времени указывая на Мюнхгаузена, на тележку и на бескрайнюю пустыню вокруг. Кочевники слушали внимательно, их суровые лица постепенно смягчались.

Наконец предводитель что-то сказал, кивнул своим людям, и те опустили оружие. Затем он снова обратился к Калиостро, жестом приглашая их следовать за караваном.
– Что он сказал? – нетерпеливо спросил Мюнхгаузен, когда гриф повернулся к нему.
– Он сказал, что мы можем присоединиться к их каравану, – пояснил Калиостро. – Они идут к оазису, который находится в нескольких днях пути отсюда. Там мы сможем отдохнуть, пополнить запасы воды и еды. И он спрашивает, не мы ли те самые **чужестранцы-недотепы**, о которых ему рассказывали кентавры? Оказывается, слухи в пустыне распространяются быстрее, чем песчаные бури.

Мюнхгаузен просиял.
– Кентавры? Они рассказали обо мне? О моих подвигах? Ну конечно! Моя слава бежит впереди меня! Даже в этой глуши!
– Скорее, о твоей способности попадать в неприятности, – уточнил Калиостро. – Но, как бы то ни было, нам повезло. Эти люди готовы нам помочь. Пойдем, пока они не передумали.

Они присоединились к каравану. Их приняли настороженно, но без враждебности. Кочевники были немногословны, но любопытны. Они с интересом разглядывали странную пару – барана, тянущего тележку, и говорящего грифа. Особенно их удивлял Калиостро, который свободно говорил на их языке и, казалось, знал их обычаи.
Им выделили место в конце каравана, дали немного воды и фиников. Мюнхгаузен, измученный жаждой и голодом, набросился на еду с жадностью. Калиостро ел более сдержанно, наблюдая за кочевниками и пытаясь понять их настроение.

Вечером, когда караван остановился на ночлег, разбив небольшой лагерь посреди пустыни, к ним подошел тот самый предводитель, которого звали шейх Ибрагим. Он присел у их скромного костерка (разведенного из сухого верблюжьего помета – единственного доступного топлива в пустыне) и снова заговорил с Калиостро.
Мюнхгаузен, не понимая ни слова, мог только наблюдать за их беседой. Он видел, как шейх внимательно слушает грифа, время от времени кивая или задавая вопросы. Лицо его было серьезным, но без тени враждебности.
Разговор продолжался довольно долго. Наконец шейх Ибрагим поднялся, пожелал им доброй ночи и удалился к своему шатру.

– Ну что? – набросился Мюнхгаузен на Калиостро, как только шейх скрылся. – О чем вы говорили? Он не собирается нас продать в рабство или принести в жертву какому-нибудь своему пустынному богу?
Калиостро усмехнулся.
– Успокойся, мой впечатлительный друг. Шейх Ибрагим – человек чести. Он не причинит нам вреда. Наоборот, он заинтересовался нашей историей. Я рассказал ему о нашей цели – Солнцегрызном Луге.

– И что он? – Мюнхгаузен подался вперед. – Он знает, где это? Он нам поможет?
– Он слышал легенды об этом месте, – ответил Калиостро. – У его народа тоже есть предания о затерянном оазисе, где текут молочные реки с кисельными берегами и где растет трава, дарующая вечную молодость. Но он, как и все, считает это просто красивой сказкой. **Сказкоманией** для детей и стариков. Однако…

Калиостро сделал паузу, интригуя барана.
– Однако он сказал, что если такое место и существует, то искать его нужно далеко на востоке, за Мертвыми Горами, в долине, которую охраняют древние духи. И он даже готов дать нам проводника, который знает тайные тропы через эти горы. Но… за это он просит одну услугу.

Мюнхгаузен напрягся.
– Услугу? Какую еще услугу? Надеюсь, не слишком опасную? Я, конечно, герой, но предпочитаю подвиги, которые не слишком угрожают моей драгоценной шкуре.
– Услуга довольно деликатная, – Калиостро хитро прищурился. – Дело в том, что у шейха Ибрагима есть дочь, красавица Зулейха. И она, как это часто бывает с красавицами, очень капризна. Недавно она увидела во сне говорящего барана, который предсказал ей скорое замужество с прекрасным принцем. И теперь она не ест, не пьет, а только плачет и требует, чтобы ей нашли этого барана.

Мюнхгаузен вытаращил глаза.
– Говорящего барана? Это… это она про меня, что ли?
– Очень на то похоже, – кивнул Калиостро. – Шейх Ибрагим, увидев тебя, решил, что это знак судьбы. И он просит тебя… э-э-э… сыграть роль этого вещего барана. То есть, встретиться с его дочерью, сказать ей пару приятных слов, предсказать ей счастливое будущее… В общем, успокоить девушку. Если ты это сделаешь, он даст нам проводника и все необходимое для дальнейшего пути. Если нет… ну, тогда нам придется искать дорогу самим. А это, как ты понимаешь, в данных обстоятельствах будет весьма проблематично.

Мюнхгаузен задумался. Предложение было заманчивым, но и немного пугающим. Одно дело – рассказывать байки в трактире, и совсем другое – предсказывать будущее капризной дочери шейха. А что, если он скажет что-нибудь не то? А что, если она ему не поверит?
– Но я же не умею предсказывать будущее! – растерянно пробормотал он. – Я же просто… барон Мюнхгаузен! Великий путешественник и рассказчик! А не какой-нибудь **прорицатель-гадальщик**!

– А кто сказал, что нужно говорить правду? – Калиостро подмигнул ему. – Главное – говорить убедительно. А в этом ты мастер. Сочинишь какую-нибудь красивую историю про принца на белом верблюде, про любовь до гроба и семерых детей… Девушки это любят. К тому же, у тебя есть я. Я подскажу тебе, что говорить. Я ведь немного разбираюсь в женской психологии. И в искусстве убеждения.

Мюнхгаузен все еще колебался.
– А если она… если она захочет, чтобы я на ней женился? Я не готов к такому повороту событий! Я свободный баран! Искатель приключений! Мне еще Солнцегрызный Луг искать!
Калиостро рассмеялся своим тихим, горловым смехом.
– Не думаю, что до этого дойдет, мой любвеобильный друг. Ты, конечно, неотразим, но вряд ли принцесса Зулейха мечтает о баране в качестве мужа. Даже если он говорящий. Так что, не бойся. Просто будь собой – то есть, обаятельным хвастуном и непревзойденным мастером **словоблудства**. И все будет хорошо.

Мюнхгаузен немного успокоился. Идея снова показаться героем, да еще и перед настоящей восточной красавицей, начинала ему нравиться. К тому же, на кону стояла возможность продолжить их экспедицию.
– Ладно, – сказал он решительно. – Я согласен. Я сыграю роль вещего барана. Но если что-то пойдет не так, Калиостро, пеняй на себя! Я тебе это припомню!

– Договорились, – кивнул гриф. – А теперь давай спать. Завтра у тебя ответственное выступление. Нужно быть в форме. И постарайся не храпеть слишком громко. А то еще спугнешь всех принцев, которые, возможно, уже спешат к прекрасной Зулейхе.

Мюнхгаузен фыркнул, но ничего не ответил. Он улегся на песок, укрывшись своей старой попоной, и вскоре заснул. Ему снились восточные красавицы, караваны верблюдов, груженных золотом, и он сам, великий барон Мюнхгаузен, в роли мудрого пророка, вершащего судьбы мира. Калиостро же еще долго сидел, глядя на звезды. Он думал о том, что это путешествие становится все более и более непредсказуемым. И это ему нравилось.

Глава 8: Вещий баран и капризная принцесса

На следующее утро, после скромного завтрака из фиников и лепешек, шейх Ибрагим пригласил Мюнхгаузена и Калиостро в свой просторный шатер. Внутри было прохладно и сумрачно. Дорогие ковры покрывали пол, на стенах висели сабли в богато украшенных ножнах и старинные ружья. В воздухе стоял тонкий аромат благовоний.

В центре шатра на мягких подушках восседала юная девушка. Это была Зулейха, дочь шейха. Она была действительно красива: смуглая кожа, огромные темные глаза, обрамленные длинными ресницами, тонкие черты лица и длинные черные волосы, заплетенные в множество косичек, украшенных жемчугом и золотыми монетками. Одета она была в шелковые шаровары и короткую расшитую жилетку, оставлявшую открытыми тонкие руки, унизанные браслетами. Однако, несмотря на всю свою красоту, вид у нее был печальный и капризный. Она сидела, надув губки, и не обращала никакого внимания на вошедших.

Шейх Ибрагим с поклоном представил ей Мюнхгаузена:
– Дочь моя, вот тот самый вещий баран, о котором ты так мечтала. Он прибыл издалека, чтобы поведать тебе твою судьбу.
Зулейха лениво приоткрыла один глаз, смерила Мюнхгаузена презрительным взглядом и снова отвернулась.
– Фи, – протянула она. – Какой-то облезлый и пыльный. И рог у него сломан. Я думала, вещие бараны выглядят по-другому. Более… волшебно.

Мюнхгаузен почувствовал, как краска бросается ему в лицо. «Облезлый и пыльный»! Да как она смеет! Он, барон Мюнхгаузен, герой и путешественник! Но он вспомнил о своей миссии и о словах Калиостро, который стоял рядом и незаметно подталкивал его крылом вперед.
– Принцесса, – начал Мюнхгаузен своим самым проникновенным голосом, стараясь придать ему таинственности и значительности. – Внешность обманчива. Мудрость не всегда облачена в золото и шелка. Иногда она скрывается под скромной шерстью странника, прошедшего тысячи дорог и видевшего сокровенные тайны мира. Мой рог сломлен в битве с морским змеем, охранявшим вход в подводное царство, где я добыл жемчужину мудрости для… э-э-э… для одной очень капризной русалки. А пыль на моей шерсти – это пыль звездных дорог, по которым я путешествовал, чтобы достичь вашего оазиса и исполнить свое **судьбовеление**.

Зулейха удивленно приподняла бровь. Рассказ про морского змея и звездные дороги ее, кажется, немного заинтересовал. Она повернулась и посмотрела на Мюнхгаузена уже с большим вниманием.
– И что же ты можешь мне поведать, о мудрый баран? – спросила она, все еще с ноткой каприза в голосе, но уже без прежнего презрения.

Мюнхгаузен мысленно перекрестился и начал импровизировать, вспоминая все самые красивые сказки и легенды, которые он когда-либо слышал. Калиостро время от времени тихонько подсказывал ему нужные слова или выражения, используя свой дар **тихошептания**, незаметный для остальных.
– О прекрасная Зулейха, звезда пустыни, чья красота затмевает сияние луны! – патетически начал Мюнхгаузен. – Я вижу твое будущее, ясное и сверкающее, как драгоценный алмаз! Я вижу, как к тебе спешит на белом, как снег, верблюде, молодой и прекрасный принц из далекой страны! Его глаза синее неба, волосы чернее ночи, а сердце его полно любви к тебе!

Зулейха слушала, затаив дыхание. Ее глаза блестели, а на губах появилась легкая улыбка.
– Принц? – прошептала она. – А он… он красивый? И богатый?
– О, да! – не моргнув глазом, соврал Мюнхгаузен. – Он несказанно красив и владеет несметными сокровищами! У него сто дворцов, тысяча садов и миллион верблюдов, груженных золотом и драгоценными камнями! Но самое главное его сокровище – это его любовь к тебе, о несравненная Зулейха! Он преодолеет все преграды, победит всех врагов, чтобы соединиться с тобой и сделать тебя самой счастливой женщиной на свете!

Мюнхгаузен вошел в раж. Он описывал будущего принца с такими подробностями, будто знал его лично. Он рассказывал о его подвигах, о его благородстве, о его нежности. Он рисовал картины их будущей счастливой жизни, полной любви, радости и приключений. Зулейха слушала, развесив уши, и ее лицо сияло от восторга. Даже шейх Ибрагим, стоявший в стороне, слушал с улыбкой, довольный тем, как умело «вещий баран» утешает его дочь.

– А когда… когда он приедет? – спросила Зулейха, когда Мюнхгаузен сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух.
– Очень скоро, моя принцесса, очень скоро! – заверил ее Мюнхгаузен. – Звезды говорят, что он уже в пути! Его караван мчится сквозь пустыню, не зная отдыха, подгоняемый ветром любви! Еще немного терпения, и ты увидишь его своими глазами! А пока… пока ты должна быть веселой и счастливой, чтобы встретить его во всем блеске своей красоты! Ведь такая жемчужина, как ты, достойна самой лучшей оправы! Твое **счастьеближение** уже не за горами!

Зулейха захлопала в ладоши.
– О, как это чудесно! Я так счастлива! Спасибо тебе, мудрый баран! Ты принес мне самую лучшую весть!
Она вскочила с подушек, подбежала к Мюнхгаузену и порывисто обняла его за шею, расцеловав в обе щеки. Баран на мгновение опешил от такой фамильярности, но потом смущенно улыбнулся. «А она не такая уж и капризная, – подумал он. – Просто немного избалованная. И очень романтичная».

Шейх Ибрагим был в восторге.
– Спасибо тебе, о вещий баран! – сказал он, подходя к Мюнхгаузену и кладя ему руку на спину. – Ты вернул улыбку моей дочери! Я никогда этого не забуду! Я исполню свое обещание. Я дам вам проводника, который проведет вас через Мертвые Горы. И я снабжу вас всем необходимым для вашего опасного путешествия.

Он тут же отдал распоряжения своим слугам. Вскоре Мюнхгаузену и Калиостро принесли мешки с отборными финиками, вяленым мясом, лепешками, бурдюки с чистой водой и даже небольшой бочонок крепкого пальмового вина. Их старую тележку заменили на новую, более прочную и легкую, а также подарили двух выносливых ишаков, чтобы ее тащить. Мюнхгаузен был на седьмом небе от счастья. Наконец-то ему не придется самому изображать из себя тягловую силу!

Проводником оказался молодой, но опытный кочевник по имени Хасан. Он был молчалив и суров на вид, но глаза у него были умные и внимательные. Шейх Ибрагим сказал, что Хасан знает все тропы в Мертвых Горах, как свои пять пальцев, и что ему можно доверять.
Прощание с шейхом и его дочерью было теплым. Зулейха еще раз поблагодарила Мюнхгаузена, подарила ему на память шелковый платок, вышитый золотом, и попросила передать привет ее будущему принцу, если он его встретит. Мюнхгаузен, расчувствовавшись, пообещал исполнить ее просьбу и даже добавить от себя пару хвалебных слов в ее адрес.

Когда они покинули шатер шейха и направились к выходу из оазиса, Калиостро не удержался от ехидного замечания:
– Ну что, мой друг, поздравляю с успешным дебютом в роли свата и предсказателя. Ты был неотразим. Особенно в части про миллион верблюдов. Думаю, после такого даже самый захудалый принц покажется Зулейхе воплощением мечты. Твоя **сказкотерапия** сработала на отлично.

Мюнхгаузен гордо выпятил грудь.
– А то! Я же говорил, что во мне скрыт талант! Я могу быть кем угодно – героем, путешественником, поэтом, пророком… Главное – вера в себя! И немного… э-э-э… творческого подхода!
– И немного помощи от старого, мудрого грифа, – добавил Калиостро. – Не забывай об этом. Без моих скромных подсказок твоя «вера в себя» могла бы завести тебя в весьма неприятную ситуацию. Например, в гарем шейха Ибрагима в качестве говорящей игрушки для его дочери.

Мюнхгаузен фыркнул, но спорить не стал. В глубине души он понимал, что Калиостро прав. Без его поддержки он бы вряд ли справился с этой задачей.
Они шли по пустыне, теперь уже не одни, а в сопровождении Хасана и двух ишаков, резво тащивших нагруженную тележку. Солнце палило не так нещадно, как раньше, или, может быть, им просто так казалось после гостеприимства кочевников. Впереди маячили темные силуэты Мертвых Гор – их следующий рубеж на пути к Солнцегрызному Лугу.
Мюнхгаузен был полон оптимизма. У них была еда, вода, транспорт и надежный проводник. Что еще нужно для счастья искателям приключений?
– Ну что, Калиостро! – бодро крикнул он. – Вперед, к новым подвигам! Мертвые Горы ждут нас! И я чувствую, что за ними нас ждет что-то… что-то невероятное! Может быть, тот самый Солнцегрызный Луг! А если нет… то мы его обязательно там найдем! Или создадим! Ведь мы – барон Мюнхгаузен и магистр Калиостро! И для нас нет ничего невозможного!

Калиостро, летевший рядом, лишь покачал головой, но в его глазах блеснул знакомый огонек азарта. Да, этот баран был неисправимым хвастуном и фантазером. Но с ним никогда не было скучно. А это, пожалуй, было главным. Путешествие продолжалось, и оно обещало быть еще более захватывающим, чем они могли себе представить. Впереди их ждала **горокруча** и неизвестность.

Глава 9: Через Мертвые Горы и логово Стервятника

Мертвые Горы оправдывали свое название. Это была безжизненная, суровая гряда скал черного и темно-серого цвета, вздымавшаяся к небу острыми, как зубы дракона, пиками. Ни травинки, ни кустика не росло на их склонах. Лишь ветер заунывно выл в узких ущельях, разнося вокруг леденящий холод, даже несмотря на палящее солнце, стоявшее высоко над пустыней.

Хасан вел их по едва заметным тропам, петлявшим среди скал, то поднимаясь на головокружительную высоту, то спускаясь в глубокие, мрачные каньоны. Ишаки с трудом тащили тележку по каменистым осыпям, то и дело спотыкаясь и рискуя сорваться в пропасть. Мюнхгаузен, забыв о своем баронском достоинстве, помогал им, подталкивая тележку сзади или придерживая ее на крутых спусках. Калиостро летел впереди, высматривая дорогу и предупреждая об опасностях – камнепадах, узких проходах или встречах с недружелюбными обитателями этих гор.

А обитатели здесь были. Несколько раз они видели огромных горных орлов, круживших высоко в небе, и слышали зловещее уханье каких-то ночных хищников, доносившееся из темных пещер. Однажды им даже пришлось спасаться бегством от стаи диких горных козлов с огромными, острыми рогами, которые почему-то приняли их за соперников и атаковали без предупреждения. Мюнхгаузен пытался было вступить с ними в переговоры, ссылаясь на свое баранье происхождение и общность интересов, но козлы оказались на редкость **непонятливыми-агрессорами** и не желали слушать никаких аргументов. Пришлось спешно ретироваться, бросив на съедение козлам мешок с овсом (который Мюнхгаузен все еще таскал с собой, надеясь когда-нибудь найти ему применение).

Но самой большой опасностью в Мертвых Горах были не хищники и не камнепады, а сам воздух. Он был каким-то тяжелым, разреженным и пропитанным странным, тошнотворным запахом, от которого першило в горле и кружилась голова. Мюнхгаузен чувствовал себя особенно плохо. Его мучила одышка, слабость, а по ночам ему снились кошмары. Даже Калиостро, привыкший к высоте, ощущал недомогание. Лишь Хасан, казалось, не замечал ничего необычного. Он молча шел вперед, невозмутимый и сосредоточенный, словно эти горы были его родным домом.

На третий день пути через Мертвые Горы они вышли к огромному ущелью, которое рассекало горный хребет надвое. По дну ущелья протекала мутная, зловонная река, а на противоположной стороне, на высоком утесе, виднелось что-то вроде гнезда – огромное, бесформенное сооружение из сучьев, костей и каких-то обрывков шкур. Над гнездом кружила гигантская птица с темными, как ночь, перьями и огромным, крючковатым клювом.
– Что это? – спросил Мюнхгаузен, с опаской глядя на зловещее гнездо.
– Это логово Стервятника, – глухо ответил Хасан, не останавливаясь. – Хозяина Мертвых Гор. Он очень стар и очень зол. И он не любит, когда кто-то проходит через его владения без спроса. Нам нужно пересечь ущелье как можно быстрее и тише. И молиться, чтобы он нас не заметил.

Перебраться через ущелье можно было только по узкому, шаткому веревочному мосту, перекинутому через реку. Мост был старый, доски под ногами прогнили и скрипели, а перила отсутствовали. Внизу, в мутных водах реки, кишели какие-то зубастые твари, похожие на крокодилов, но гораздо крупнее и уродливее.
– И мы должны идти по ЭТОМУ? – с ужасом прошептал Мюнхгаузен, глядя на мост. – Да я лучше сражусь с целой армией пустыннорысков!

– Другого пути нет, – отрезал Хасан. – Или мы идем по мосту, или возвращаемся обратно. Выбирайте.
Мюнхгаузен посмотрел назад, на пройденный путь, потом на мост, потом на гнездо Стервятника, над которым все так же кружила гигантская птица. Выбор был невелик.
– Ладно, – вздохнул он. – Идем. Но если этот мост оборвется, я первый делом полечу жаловаться в Общество Защиты Баранов! За такое **мостостроение** нужно судить!

Первым пошел Хасан, легко и уверенно ступая по шатким доскам. Затем настала очередь Мюнхгаузена и ишаков с тележкой. Это было настоящее испытание. Ишаки упирались, не желая идти на верную, по их мнению, гибель. Мюнхгаузену пришлось тащить их силой, уговаривая, ругая и даже обещая им ведро отборного овса (которого у него уже не было). Тележка раскачивалась, грозя сорваться в пропасть вместе со всем их скарбом. Калиостро летел рядом, пытаясь подбодрить барана и указывая, куда лучше ставить ноги.

Когда они были на середине моста, Стервятник их заметил. Он издал оглушительный, леденящий душу клекот и камнем ринулся вниз, на непрошеных гостей. Это была поистине ужасающая птица – размах ее крыльев достигал нескольких метров, когти на лапах были острыми, как кинжалы, а из клюва торчали остатки чьей-то недавней трапезы.
– Спасайся кто может! – завопил Мюнхгаузен, забыв про ишаков и тележку, и бросился бежать к противоположному берегу.

Хасан, уже достигший другого конца моста, обернулся и выхватил из-за спины свой лук. Он быстро наложил стрелу и выстрелил в пикирующего Стервятника. Стрела попала птице в крыло. Стервятник взвыл от боли и ярости, но не отступил. Он сделал круг и снова атаковал, на этот раз целясь в Хасана.
Калиостро, видя, что дело принимает серьезный оборот, тоже решил вмешаться. Он был грифом, а не боевой птицей, но у него был свой козырь – хитрость и знание повадок своих пернатых собратьев. Он взмыл вверх, оказавшись над Стервятником, и начал издавать странные, резкие крики, подражая боевому кличу какого-то особо опасного хищника, которого Стервятник, видимо, побаивался. Одновременно он начал бросать вниз мелкие камешки, целясь Стервятнику в глаза.

Это возымело эффект. Стервятник, оглушенный криками, ослепленный камешками и раненый стрелой Хасана, на мгновение растерялся. Он прекратил атаку и завис в воздухе, пытаясь понять, откуда исходит угроза.
Этим воспользовался Мюнхгаузен. Он, как ни странно, не потерял присутствия духа. Увидев, что Стервятник отвлекся, он схватил свою верную саперную лопатку и, размахнувшись, что есть силы, метнул ее в гигантскую птицу. Лопатка, конечно, не причинила Стервятнику особого вреда, но попала ему по голове, вызвав еще большее замешательство. Это было что-то вроде **лопатометания** в стиле Мюнхгаузена.

– Получай, пернатое чудовище! – заорал Мюнхгаузен. – Не на тех напал! Мы – барон Мюнхгаузен и его друзья! Нас голыми руками не возьмешь!
Стервятник, окончательно сбитый с толку и, видимо, решив, что эти странные существа слишком опасны и не стоят того, чтобы с ними связываться, издал последний яростный клекот, развернулся и полетел обратно к своему гнезду.

Мюнхгаузен, Хасан и Калиостро перевели дух. Они были на противоположной стороне ущелья, живые и почти невредимые (если не считать нескольких царапин у Мюнхгаузена и потерянной саперной лопатки, которая упала в реку). Ишаки, перепуганные до смерти, дрожали всем телом, но тоже были целы. Тележка, к счастью, тоже уцелела.
– Ну что, – сказал Мюнхгаузен, пытаясь отдышаться, – кажется, мы отбились. Неплохая была заварушка, а? Я ему так врезал этой лопаткой, что он надолго запомнит барона Мюнхгаузена!

Хасан молча подошел к нему и поднял с земли стрелу, которую он выпустил в Стервятника. Наконечник стрелы был смазан какой-то темной, липкой субстанцией.
– Это яд кураре, – сказал он. – Очень сильный. Через несколько часов Стервятник умрет. И горы станут немного безопаснее.
Мюнхгаузен с уважением посмотрел на Хасана. Этот молчаливый кочевник оказался не так прост, как казалось.
– А ты… ты не боишься его мести? – спросил он. – Вдруг у него есть… э-э-э… родственники? Стервятники-мстители?
Хасан покачал головой.
– Он был последним из своего рода. Древнее зло. Теперь его не стало. Это хорошо.

Они продолжили свой путь. Горы постепенно становились ниже, а воздух – чище. Запах серы и разложения исчез, уступив место свежему ветру, доносившемуся откуда-то с востока. На склонах гор начала появляться первая растительность – чахлые кустики, мхи, лишайники.
Через день пути Хасан остановился на вершине невысокого перевала и указал рукой вперед.
– Вон там, – сказал он, – заканчиваются Мертвые Горы. А за ними начинается долина, которую вы ищете. Дальше я не пойду. Это запретная земля для моего народа. Древние духи охраняют ее. И они не любят чужаков.

Перед ними расстилалась широкая, зеленая долина, залитая ярким солнечным светом. Она резко контрастировала с мрачными, безжизненными Мертвыми Горами, которые остались позади. В центре долины виднелась роща высоких, раскидистых деревьев, а где-то вдали, в голубой дымке, угадывались очертания гор, еще более высоких и величественных, чем те, что они только что преодолели.
– Так это… это и есть то самое место? – с благоговением прошептал Мюнхгаузен. – Солнцегрызный Луг?

Хасан пожал плечами.
– Я не знаю. Легенды говорят, что он где-то там. Но будьте осторожны. Эта долина полна тайн и опасностей. Не все, что кажется красивым, безопасно. И не все, что блестит, – золото. Особенно здесь.
Он попрощался с ними, пожелав удачи, и, повернув назад, вскоре скрылся за перевалом. Мюнхгаузен и Калиостро остались одни. Перед ними лежала неизвестность.
– Ну что, Калиостро, – сказал Мюнхгаузен, вглядываясь в зеленую долину. – Вот мы и у цели. Или почти у цели. Что будем делать? Пойдем вперед или сначала устроим небольшую **разведку-оглядку**?

Калиостро, который все это время молча парил над ними, опустился на ближайший камень.
– Думаю, сначала стоит осмотреться, – сказал он. – Эта долина выглядит слишком… идеально. Слишком красиво, чтобы быть правдой. Как будто кто-то специально ее такой нарисовал. А я не люблю, когда меня пытаются обмануть красивыми картинками. Особенно если за ними скрывается какая-нибудь ловушка.

Он расправил крылья.
– Я облечу окрестности, посмотрю, что там и как. А ты пока отдохни, наберись сил. И постарайся не вляпаться в какую-нибудь историю без меня. У тебя это отлично получается.
С этими словами он взмыл в воздух и полетел в сторону долины. Мюнхгаузен проводил его взглядом, а затем уселся на землю, достал из мешка остатки фиников и начал жевать, задумчиво глядя на манящую зелень впереди. Что ждет их там? Действительно ли это Солнцегрызный Луг, или очередная иллюзия, еще более коварная, чем миражи пустыни? Ответ мог дать только Калиостро. Или их собственная судьба.

Глава 10: Зеленая долина и ее странные обитатели

Калиостро вернулся через несколько часов, когда солнце уже начало клониться к закату. Вид у него был озадаченный и немного встревоженный.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Мюнхгаузен, вскакивая на ноги. – Нашел ты наш Луг? Золотые горы? Молочные реки? Или хотя бы приличную таверну с холодным пивом?

Калиостро покачал головой.
– Ничего из перечисленного я не нашел, мой друг. Но долина действительно странная. Она обитаема. И обитатели ее… весьма необычны.
Он рассказал Мюнхгаузену о том, что видел. Долина была покрыта густой, сочной травой, которая действительно имела какой-то странный, золотистый оттенок, особенно в лучах заходящего солнца. В центре долины росла огромная роща деревьев с серебристыми листьями, а у подножия дальних гор сверкало озеро с кристально чистой водой. Но самое удивительное было не это.

По всей долине были разбросаны небольшие, аккуратные домики, построенные из белого камня и покрытые зелеными дерновыми крышами. Возле домиков паслись стада… овец. Но это были не обычные овцы. Они были огромного размера, с длинной, шелковистой шерстью самых невероятных цветов – розовой, голубой, фиолетовой, зеленой. И они… разговаривали. Калиостро слышал, как они переговариваются между собой тонкими, мелодичными голосами, обсуждая погоду, качество травы и последние новости из «Овечьего Вестника».
А пасли этих удивительных овец существа, еще более странные. Они были похожи на людей, но очень маленького роста, не выше колена Мюнхгаузену. У них были сморщенные, как печеное яблоко, личики, длинные седые бороды (даже у женщин) и большие, острые уши. Одеты они были в яркие, разноцветные одежды из какой-то блестящей ткани, а на головах носили остроконечные колпаки с бубенчиками. Это были… гномы? Или лепреконы? Калиостро не мог точно определить.

– Говорящие разноцветные овцы? – Мюнхгаузен вытаращил глаза. – И маленькие человечки с бородами и в колпаках? Ты уверен, что не надышался каким-нибудь **галлюциноцветом** в этой вашей долине?
– Я уверен в том, что видел, – отрезал Калиостро. – И это еще не все. Эти… существа, похоже, очень не любят чужаков. Когда я пролетал над ними, они начали бросать в меня камнями и кричать что-то очень недружелюбное на своем языке. Я едва унес оттуда крылья.

Мюнхгаузен задумался. Ситуация вырисовывалась неоднозначная. С одной стороны, говорящие овцы и маленькие человечки – это было очень интересно и вполне в духе его приключений. С другой – их агрессивность настораживала.
– И что ты предлагаешь? – спросил он. – Вернуться назад, к Стервятнику? Он, наверное, уже оклемался и будет рад нас видеть.
– Возвращаться назад – не в моих правилах, – сказал Калиостро. – Да и не в твоих, насколько я тебя знаю. Я думаю, нам стоит спуститься в долину и попытаться наладить контакт с этими… аборигенами. Может быть, они не такие уж и злые. Может быть, они просто боятся чужаков. А может быть, они знают что-то о Солнцегрызном Луге. Ведь эта долина так похожа на его описание… если не считать разноцветных овец и **мелкоросликов-кидалтов**.

– Наладить контакт? – Мюнхгаузен нервно сглотнул. – А если они решат, что я – идеальный кандидат на роль шашлыка для их говорящих овец? Или, еще хуже, заставят меня носить этот дурацкий колпак с бубенчиками?
– Не думаю, что до этого дойдет, – усмехнулся Калиостро. – У нас есть преимущество – мы больше и сильнее их. К тому же, у тебя есть твой знаменитый дар убеждения. А у меня – мой не менее знаменитый дар… э-э-э… дипломатии. Попробуем поговорить с ними. Узнаем, что они за народ и чего хотят. А там видно будет.

Решено было спускаться в долину на следующее утро. Ночь они провели на перевале, укрывшись от холодного ветра в небольшой пещере. Мюнхгаузен почти не спал, ворочался и бормотал что-то во сне про говорящих овец и злых гномов. Калиостро же был спокоен. Он привык к опасностям и неожиданностям. Это была его стихия.

Утром, когда первые лучи солнца осветили долину, придав ей еще более сказочный и нереальный вид, они начали спуск. Ишаки с тележкой с трудом преодолевали крутой склон, но Мюнхгаузен, подгоняемый любопытством и предвкушением новых приключений, уже не обращал на это внимания.
Когда они спустились на дно долины и оказались среди высокой, золотистой травы, их тут же окружили. Маленькие человечки в остроконечных колпаках появились словно из-под земли. Их было несколько десятков. Они были вооружены маленькими, но острыми копьями и луками. Вид у них был очень воинственный.
– Стоять! Кто идет? – пропищал один из них, видимо, предводитель. Голос у него был тонкий, но властный. – Назовите себя и цель вашего визита! Иначе мы превратим вас в удобрение для нашей священной травы!

Мюнхгаузен хотел было ответить в своей обычной манере, но Калиостро его опередил.
– Мир вам, о хранители этой прекрасной долины! – прокаркал он своим самым вкрадчивым голосом, слегка поклонившись. – Мы – мирные путешественники, заблудившиеся в этих горах. Меня зовут Калиостро, а это мой друг, барон Мюнхгаузен. Мы ищем легендарный Солнцегрызный Луг. Не вы ли его благородные обитатели?
Маленькие человечки переглянулись. Упоминание Солнцегрызного Луга, казалось, произвело на них впечатление.
– Солнцегрызный Луг? – переспросил предводитель. – Да, это мы, гномы-солнцепасы, хранители священной травы Иллирии, которая светится в лучах Закатного Солнца и дарует вечную радость нашим говорящим овцам породы **Радугорун**. Но мы не любим чужаков. Особенно таких больших и шумных, как вы. И особенно таких наглых, как этот ваш пернатый друг, который вчера летал над нашими головами и распугивал наших священных овец!

Калиостро сделал вид, что очень смущен.
– О, прошу прощения за мою вчерашнюю бестактность! Я не хотел никого напугать. Я просто любовался красотой вашей долины с высоты птичьего полета. Она так прекрасна, что я не удержался!
– Хм, – предводитель гномов недоверчиво посмотрел на него. – Ладно, на первый раз прощаем. Но что вам нужно на нашем Лугу? Мы не делимся нашей священной травой ни с кем! Она только для наших овец!

Мюнхгаузен решил, что настало время и ему блеснуть красноречием.
– О мудрые и трудолюбивые гномы-солнцепасы! – патетически воскликнул он, выпятив грудь. – Мы вовсе не претендуем на вашу священную траву! Мы лишь хотим немного отдохнуть в вашей прекрасной долине, пополнить запасы воды и еды и, возможно, узнать дорогу дальше. Мы – известные путешественники, открыватели новых земель, борцы с драконами и спасители принцесс! Наше имя – барон Мюнхгаузен! Возможно, вы слышали обо мне? Я тот самый, кто летал на пушечном ядре на Луну! И вытащил себя из болота за волосы! Мои **подвигописания** известны во всем мире!

Гномы слушали его, разинув рты. Рассказы Мюнхгаузена, как всегда, производили впечатление. Особенно на такую простодушную публику.
– На Луну? – пропищал один из гномов. – На ядре? Вот это да!
– А волосы… они у тебя такие же крепкие, как наша священная трава? – поинтересовался другой.
Предводитель гномов, однако, не поддался общему восторгу.
– Байки это все, – проворчал он. – Любой может наплести с три короба. Но… – он на мгновение задумался. – Если вы действительно такие знаменитые путешественники, то, возможно, вы сможете нам помочь. У нас тут одна проблема… очень большая проблема. И если вы ее решите, мы не только позволим вам отдохнуть в нашей долине и дадим все необходимое, но и покажем тайную тропу, которая ведет отсюда дальше на восток, к еще более удивительным землям.

Мюнхгаузен и Калиостро переглянулись. Предложение было заманчивым.
– Какая проблема, уважаемый? – спросил Калиостро. – Расскажите. Может быть, мы действительно сможем помочь. Мы ведь не только путешественники, но и… э-э-э… специалисты по решению нестандартных задач.
– Да-да! – подхватил Мюнхгаузен. – Для нас нет ничего невозможного! Мы решали проблемы и посложнее! Например, однажды я помирил двух враждующих королей, заставив их сыграть партию в шахматы на гигантской доске, где фигурами были их собственные солдаты! А потом мы все вместе устроили грандиозный пир! Это было **миротворчество** высшего класса!

Предводитель гномов вздохнул.
– Наша проблема не связана с королями и шахматами. Она связана… с драконом.
– С драконом? – Мюнхгаузен оживился. – О, это моя любимая тема! Я с драконами на «ты»! Я их побеждал десятками! Каких только не было – огнедышащих, трехглавых, с алмазной чешуей… Рассказывайте, что у вас за дракон? Я с ним быстро разберусь!

– Этот дракон, – сказал предводитель гномов, и его голос задрожал, – он… он не такой, как другие. Он не ест овец, не похищает принцесс, не собирает сокровища. Он… он ворует наши краски!
– Краски? – удивленно переспросил Калиостро.
– Да, краски! – подтвердил гном. – Мы, гномы-солнцепасы, славимся не только нашей священной травой, но и нашими удивительными красками, которые мы делаем из ее сока. Этими красками мы раскрашиваем шерсть наших овец, чтобы они были такими красивыми и радовали глаз. А этот дракон… он прилетает каждую ночь и ворует наши лучшие краски! Самые яркие и сочные! Мы уже не знаем, что делать! Наши овцы грустят, их шерсть тускнеет, а скоро у нас совсем не останется красок для **овцепокраски**! И тогда наш Солнцегрызный Луг потеряет все свое волшебство!

Мюнхгаузен и Калиостро слушали этот странный рассказ с изумлением. Дракон, ворующий краски, – это было что-то новенькое даже для них.
– И вы хотите, чтобы мы… э-э-э… отучили этого дракона от его дурной привычки? – уточнил Калиостро.
– Да! – воскликнул предводитель гномов. – Победите его! Прогоните! Сделайте так, чтобы он больше никогда не появлялся в нашей долине! И тогда мы будем вам вечно благодарны! И щедро наградим!

Мюнхгаузен посмотрел на Калиостро. Тот чуть заметно кивнул.
– Ну что ж, – сказал барон, принимая свой самый героический вид. – Вы обратились по адресу! Я, барон Мюнхгаузен, и мой верный друг и соратник, магистр Калиостро, принимаем ваш вызов! Мы избавим вас от этого… э-э-э… дракона-художника! Где он обитает? Ведите нас к нему! И готовьте свои лучшие краски для празднования нашей победы! Потому что она будет яркой и незабываемой! Как фейерверк! Как радуга после дождя! Как… как шерсть ваших замечательных овец после того, как мы вернем им все украденные цвета!

Гномы закричали от восторга. Они окружили Мюнхгаузена и Калиостро, пожимали им руки (вернее, копыта и лапы), хлопали по плечам и наперебой благодарили. Предводитель гномов, которого звали Фимбл, тут же вызвался проводить их к логову дракона. Оно находилось на вершине одной из скал, окружавших долину.
Путешествие к драконьему логову обещало быть интересным. И, как всегда, полным неожиданностей. Но Мюнхгаузен и Калиостро были к этому готовы. Ведь они были искателями приключений. А какое же приключение без дракона? Даже если этот дракон – всего лишь мелкий воришка красок. Или… не такой уж и мелкий? И не такой уж и «всего лишь»? Это им еще предстояло выяснить.

Глава 11: Дракон-эстет и радужная битва

Логово дракона располагалось в просторной пещере на вершине самой высокой скалы, нависавшей над долиной гномов-солнцепасов. Подъем туда был трудным и опасным – узкая тропинка вилась по отвесному склону, то и дело теряясь среди острых камней и осыпей. Фимбл, предводитель гномов, который вызвался быть их проводником, карабкался вверх с удивительной ловкостью, цепляясь своими маленькими ручками и ножками за малейшие выступы. Мюнхгаузен пыхтел и отдувался, с трудом переставляя свои бараньи ноги и проклиная всех драконов на свете, особенно тех, кто выбирал себе такие труднодоступные жилища. Калиостро же летел рядом, время от времени подбадривая барана или указывая Фимблу более безопасный путь.

Наконец они достигли входа в пещеру. Он был огромен – в него мог бы свободно въехать целый караван верблюдов. Из глубины пещеры доносился странный запах – смесь серы, каких-то экзотических цветов и… свежей краски. А еще оттуда доносилось тихое, мелодичное мурлыканье, похожее на урчание гигантского кота.
– Он там, – прошептал Фимбл, указывая дрожащим пальцем в темноту пещеры. – Наш похититель красок. Будьте осторожны, он очень хитрый и коварный. И у него очень острые когти. И зубы. И… и вообще он страшный.

Мюнхгаузен сглотнул. Одно дело – хвастаться победами над драконами, и совсем другое – стоять перед входом в его логово. Но отступать было поздно. Он поправил свою воображаемую шпагу, откашлялся и громко крикнул:
– Эй, ты, там, в пещере! Выходи, подлый **цветокрад**! Пришли твои последние минуты! Я, барон Мюнхгаузен, вызываю тебя на бой!

Мурлыканье в пещере прекратилось. Наступила тишина, тяжелая и напряженная. Затем из темноты показалась огромная голова, покрытая блестящей, переливающейся всеми цветами радуги чешуей. Глаза дракона были большими, умными и немного грустными, как у художника, которого не понимают. Изо рта его вместо огня и дыма вырывались… мыльные пузыри. Разноцветные, переливающиеся мыльные пузыри, которые лопались с тихим мелодичным звоном.
– Кто… кто здесь так шумит? – пророкотал дракон голосом, напоминающим звуки виолончели. – И кто осмелился назвать меня… «цветокрадом»? Я не краду! Я… я заимствую. Для искусства.

Из пещеры показался и сам дракон. Он был огромен, но не страшен. Его тело было стройным и изящным, а крылья – тонкими и прозрачными, как у стрекозы. Вся его чешуя переливалась мириадами оттенков, создавая впечатление, будто он соткан из радуги. В одной из своих когтистых лап он держал большую кисть, а в другой – палитру с яркими красками. Он был больше похож на эксцентричного художника, чем на злобное чудовище.
Мюнхгаузен, Калиостро и Фимбл смотрели на него, разинув рты. Такого дракона они еще не видели.

– Вы… вы кто такие? – спросил дракон, с любопытством разглядывая незваных гостей. – И что вам нужно? Если вы пришли позировать для портрета, то я, к сожалению, сегодня занят. У меня творческий кризис. И вдохновение никак не приходит.
Мюнхгаузен опомнился первым.
– Мы… мы пришли… э-э-э… по поводу красок! – выпалил он. – Тех самых, что вы «заимствуете» у гномов-солнцепасов! Они очень расстроены! Их овцы грустят! А их Луг теряет свою красоту! Вы должны вернуть краски! И больше никогда их не брать!

Дракон вздохнул так тяжело, что несколько мыльных пузырей лопнуло у него перед носом.
– Ах, эти краски… – протянул он мечтательно. – Они такие чудесные! Такие яркие! Такие… вдохновляющие! Нигде в мире нет таких красок! Я пробовал смешивать сок редких цветов, пыльцу бабочек, даже слезы единорога… Но все не то! Только краски гномов дают тот самый, неповторимый оттенок, который мне нужен для моих шедевров! Я ведь не просто так их беру! Я рисую! Я творю! Я создаю красоту! Посмотрите!

Он взмахнул своей огромной лапой, указывая на стены пещеры. И тут Мюнхгаузен, Калиостро и Фимбл увидели, что вся пещера изнутри расписана удивительными картинами. Это были пейзажи невиданной красоты – фантастические горы, хрустальные реки, цветущие сады. Были там и портреты – странных, но прекрасных существ, похожих на эльфов или фей. А в самом центре, на огромном сталактите, висел автопортрет самого дракона – гордого, величественного и немного печального. Все картины были написаны яркими, сочными красками, теми самыми, что делали гномы. Это было настоящее **драконописание**!

– Ого! – вырвалось у Мюнхгаузена. – Да ты… ты настоящий художник! Талант!
Дракон зарделся от удовольствия (если драконы вообще умеют краснеть).
– Правда? – спросил он с надеждой. – Вам нравится? А то эти гномы… они ничего не понимают в искусстве! Они только твердят: «Верни краски! Верни краски! Наши овцы некрашеные ходят!» Какое **мещанство-непониманство**!

Калиостро решил взять инициативу в свои лапы.
– Уважаемый дракон-художник, – начал он своим самым дипломатичным тоном. – Ваши картины действительно великолепны. Вы – гений! Но поймите и гномов. Эти краски для них – не просто материал. Это часть их жизни, их культуры, их души. И их овцы… они действительно очень страдают без этих красок. Может быть, можно найти какой-то компромисс?

Дракон задумался.
– Компромисс? – переспросил он. – А что это такое? Это какой-то новый цвет? Я его еще не пробовал.
– Компромисс, – терпеливо объяснил Калиостро, – это когда каждая из сторон немного уступает, чтобы достичь согласия. Например, вы могли бы не брать у гномов все краски, а только некоторые. Или… или вы могли бы научить гномов своему искусству, а они бы делились с вами красками добровольно. Или…

Тут в разговор снова вмешался Мюнхгаузен, которого осенила очередная «гениальная» идея.
– А давайте устроим соревнование! – воскликнул он. – Битву художников! Вы, уважаемый дракон, нарисуете свою лучшую картину. А гномы… гномы раскрасят свою лучшую овцу! А мы с Калиостро будем жюри! И тот, кто победит… тот и получит все краски! Ну, или почти все. А проигравший… проигравший будет аплодировать победителю и учиться у него мастерству! Как вам такая идея? Это будет настоящее **искусствоборение**!

Дракон и Фимбл переглянулись. Идея была неожиданной, но… интересной.
– Хм, соревнование… – протянул дракон. – А это мысль! Я давно хотел помериться силами с кем-нибудь в искусстве! А то все только боятся меня и убегают. Скучно.
– А мы… мы покажем этому радужному ящеру, что наши овцы – самые красивые в мире! – пискнул Фимбл, неожиданно осмелев. – И наши краски – самые лучшие!

– Ну вот и договорились! – обрадовался Мюнхгаузен. – Объявляю Великую Радужную Битву Художников открытой! У вас есть один день на подготовку! Завтра на рассвете мы встретимся здесь же и определим победителя! Да победит сильнейший! То есть, талантливейший!

Идея Мюнхгаузена пришлась всем по душе. Дракон тут же принялся готовиться к соревнованию – он перебирал свои кисти, смешивал краски, делал эскизы на стенах пещеры. Фимбл помчался вниз, в долину, чтобы сообщить своим соплеменникам о предстоящей битве и выбрать самую красивую овцу для раскрашивания. А Мюнхгаузен и Калиостро остались в пещере дракона, который неожиданно оказался очень гостеприимным хозяином. Он угостил их какими-то экзотическими фруктами, которые росли только в его пещере, и рассказывал о своих творческих планах и мечтах. Оказалось, что он мечтает написать портрет Луны, но никак не может поймать нужный оттенок серебра.

На следующий день на рассвете у входа в пещеру собралась вся долина. Гномы привели свою лучшую овцу – огромную, с белоснежной, шелковистой шерстью. Они всю ночь раскрашивали ее самыми яркими и замысловатыми узорами, используя все свое мастерство и фантазию. Овца выглядела как ожившая радуга, и она, кажется, очень гордилась своим новым нарядом.
Дракон тоже представил на суд жюри свое творение. Это была огромная картина, написанная на куске отполированного обсидиана. На ней был изображен рассвет над Мертвыми Горами – мрачные скалы, озаренные первыми лучами восходящего солнца, и маленькая, хрупкая фиалка, пробивающаяся сквозь камни. Картина была полна такой силы, красоты и какой-то пронзительной нежности, что у всех, кто ее видел, захватывало дух. Это была не просто картина, это была поэма, симфония, **цветопеснь**!

Мюнхгаузен и Калиостро, как члены жюри, оказались в очень затруднительном положении. И овца, и картина были великолепны. Как выбрать победителя?
– Э-э-э… – протянул Мюнхгаузен, почесывая затылок. – Это… это очень сложный выбор. Оба произведения искусства достойны высшей похвалы. И оба автора – настоящие таланты.
– Согласен, – кивнул Калиостро. – В данном случае определить победителя невозможно. Потому что победили… оба! Победило искусство! Победила красота! Победила дружба!

И он предложил решение, которое устроило всех. Дракон и гномы должны были объединить свои усилия и создать совместный шедевр – расписать всю долину так, чтобы она стала еще прекраснее. Дракон будет главным художником и учителем, а гномы – его помощниками и учениками. Они будут делиться друг с другом красками, идеями и вдохновением. А их разноцветные овцы станут живыми произведениями искусства, гуляющими по долине и радующими глаз всех, кто их увидит.
Идея эта так понравилась и дракону, и гномам, что они тут же принялись за дело. Дракон достал свои самые большие кисти, гномы принесли свои лучшие краски, и работа закипела. Они расписывали скалы, деревья, домики, даже облака (дракон умел летать очень высоко и доставать до них своей кистью). Долина преображалась на глазах, превращаясь в настоящую сказку. Это был **художественный симбиоз** невиданных масштабов.

Мюнхгаузен и Калиостро наблюдали за этим с удовольствием. Их миссия была выполнена. Они не только спасли гномов от «похитителя красок», но и помогли им обрести нового друга и учителя, а долине – новое, еще более яркое и волшебное будущее.
Фимбл, сияя от счастья, подошел к ним.
– Спасибо вам, о великие путешественники! – сказал он. – Вы не только спасли нас, но и научили нас чему-то очень важному. Тому, что искусство может объединять, а не разъединять. И что даже самый страшный дракон может оказаться добрым и талантливым художником, если найти к нему правильный подход. Мы никогда этого не забудем! И в знак нашей благодарности мы покажем вам тайную тропу, которая ведет отсюда дальше на восток. Она приведет вас к таким чудесам, о которых вы даже не мечтали!

Он дал им подробные указания, как найти тропу, снабдил их свежей провизией (включая несколько баночек волшебных гномьих красок – на всякий случай) и пожелал счастливого пути.
Мюнхгаузен и Калиостро попрощались со своими новыми друзьями – гномами и драконом-художником, который на прощание подарил им свой автопортрет (немного уменьшенную копию, конечно) – и отправились в путь. Впереди их ждали новые приключения, новые опасности и новые открытия. Но они были готовы ко всему. Ведь они были барон Мюнхгаузен и магистр Калиостро. А это значит, что скучно им точно не будет.

Глава 12: Шепчущий Лес и его туманные загадки

Тайная тропа, указанная гномами, вела через густой, дремучий лес, не похожий ни на один из тех, что Мюнхгаузену и Калиостро доводилось видеть раньше. Деревья здесь были исполинскими, с толстыми, узловатыми стволами, покрытыми мхом и лишайниками, а их кроны так плотно сплетались наверху, что солнечный свет почти не проникал вниз. В лесу царил вечный полумрак и стояла какая-то особенная, звенящая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листьев, похожим на чей-то шепот. Неудивительно, что местные легенды называли этот лес Шепчущим.

Ишаки с тележкой с трудом пробирались по узкой, заросшей тропинке, то и дело спотыкаясь о корни деревьев или проваливаясь в скрытые под слоем опавших листьев ямы. Мюнхгаузен шел впереди, раздвигая ветки и пытаясь разглядеть дорогу в полумраке. Калиостро летел над деревьями, но и ему было трудно ориентироваться – лес казался бесконечным и однообразным.
Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее становилось ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Невидимый, но вездесущий. Иногда им казалось, что в тени деревьев мелькают какие-то быстрые, неуловимые тени, а шепот листьев складывается в осмысленные слова, произносимые на незнакомом, но тревожащем языке.
– Мне это не нравится, Калиостро, – прошептал Мюнхгаузен, нервно оглядываясь. – Этот лес… он какой-то **жуткошептун**. У меня от него мурашки по коже. И шерсть дыбом встает.

– Согласен, здесь не по себе, – ответил гриф, опустившись на ветку ближайшего дерева. – Атмосфера, мягко говоря, гнетущая. И это чувство… будто мы не одни. Но я никого не вижу. Ни птиц, ни зверей. Только деревья и этот вечный шепот.
Они решили сделать привал на небольшой полянке, куда пробивалось немного солнечного света. Мюнхгаузен попытался развести костер, но сырые дрова никак не хотели загораться, а лишь чадили едким дымом. Калиостро пытался медитировать, чтобы успокоить нервы, но шепот леса мешал ему сосредоточиться.

Внезапно они услышали тихий смех. Он доносился откуда-то сверху, из крон деревьев. Мюнхгаузен и Калиостро вскинули головы, пытаясь разглядеть, кто смеется, но видели лишь густую листву.
– Кто здесь? – крикнул Мюнхгаузен, пытаясь придать голосу уверенности. – Покажись! Не прячься, как трус!
Смех повторился, на этот раз громче и как-то… насмешливее. А затем с ветки ближайшего дерева прямо перед носом Мюнхгаузена свесилось существо. Оно было похоже на маленькую обезьянку, но с длинными, острыми ушами, как у эльфа, и хвостом, похожим на беличий. Шерсть у него была зеленоватого оттенка, что делало его почти невидимым среди листвы. Глаза существа хитро блестели.
– А кто это у нас тут такие большие и смелые? – пропищало существо голосом, похожим на скрип несмазанной двери. – Заблудились, голубчики? Ищете дорогу к Солнцегрызному Лугу? Ха-ха-ха! Да вы его никогда не найдете! Этот лес вас не выпустит! Он заберет ваши души и превратит в такие же шепчущие деревья, как эти!

Мюнхгаузен и Калиостро переглянулись. Похоже, они столкнулись с одним из обитателей Шепчущего Леса. И этот обитатель был настроен не слишком дружелюбно.
– А ты кто такой будешь, **зеленошерстик-зубоскал**? – спросил Мюнхгаузен, стараясь не показывать своего страха. – Лесной дух? Или просто мелкий пакостник?
– Я – Лешик, хранитель этого леса! – гордо заявило существо, подпрыгнув на ветке. – И я не люблю чужаков! Особенно таких, которые рубят мои деревья, жгут костры и пугают моих зверушек! (Хотя зверушек в этом лесу, кроме самого Лешика, кажется, не было).
– Мы не рубим твои деревья и не пугаем твоих зверушек! – возразил Калиостро. – Мы мирные путешественники. И мы просто хотим пройти через твой лес. Если ты нам поможешь, мы будем очень благодарны. И, возможно, даже… э-э-э… поделимся с тобой чем-нибудь вкусненьким. У нас есть немного фиников. И даже кусочек гномьего сыра, который нам подарил дракон-художник.

Лешик навострил уши при упоминании о сыре.
– Сыр? – переспросил он. – А он… он с плесенью? Я люблю с плесенью. Особенно с голубой.
– Э-э-э… нет, этот сыр, кажется, без плесени, – растерялся Калиостро. – Но он очень вкусный! И питательный!
Лешик надул губы.
– Без плесени – неинтересно. Но… если вы дадите мне весь сыр, я, может быть, подумаю, как вам помочь. Хотя… – он хитро прищурился, – просто так я вам помогать не буду. Вы должны будете выполнить одно мое задание. Маленькое-маленькое. И если справитесь, я покажу вам дорогу из леса. А если нет… ну, тогда пеняйте на себя. Станете удобрением для моих любимых мухоморов.

Мюнхгаузен и Калиостро снова переглянулись. Выбора у них особого не было. Блуждать по этому лесу без проводника было бы самоубийством.
– Какое задание, о мудрейший Лешик? – спросил Мюнхгаузен, стараясь говорить как можно более подобострастно. – Мы готовы на все! Ну, почти на все. Лишь бы выбраться из этого… э-э-э… гостеприимного леса.
Лешик хихикнул.
– Задание простое. Вы должны будете… рассмешить Старое Дерево.
– Рассмешить Старое Дерево? – удивленно переспросил Калиостро. – А что это за дерево? И почему его нужно смешить? Деревья разве умеют смеяться?
– Еще как умеют! – заверил их Лешик. – Особенно Старое Дерево. Это самое древнее и самое мудрое дерево в нашем лесу. Ему уже тысяча лет. И оно очень скучает. Оно давно уже ничему не радовалось. И если вы сможете его рассмешить, оно, возможно, подскажет вам, где искать ваш Солнцегрызный Луг. А если нет… ну, вы знаете. Мухоморы. Очень красивые, кстати. Красненькие, с белыми точечками. Для вашего **древопревращения** будет в самый раз.

Идея смешить дерево казалась Мюнхгаузену абсурдной, но он решил не спорить.
– Ладно, – сказал он. – Веди нас к своему Старому Дереву. Мы попробуем его рассмешить. Я, барон Мюнхгаузен, умею смешить не только людей, но и… э-э-э… другие формы жизни! Я однажды рассмешил самого сурового короля, рассказав ему анекдот про говорящего осла! А уж дерево… дерево – это пустяки!

Лешик спрыгнул с ветки и побежал по тропинке, указывая им дорогу. Вскоре они вышли на большую поляну, в центре которой росло огромное, старое дерево. Оно было таким высоким, что его вершина терялась где-то в облаках, а ствол был таким толстым, что его не смогли бы обхватить и десять Мюнхгаузенов. Кора дерева была покрыта глубокими морщинами, как лицо древнего старика, а ветви его были голыми и безжизненными, словно иссохшие руки. Дерево действительно выглядело очень старым, очень мудрым и очень-очень грустным.
– Ну вот, – сказал Лешик, указывая на дерево. – Это оно. Старое Дерево. Смешите. А я пока пойду поищу ваш сыр. Надеюсь, он не слишком свежий.

И он исчез в кустах. Мюнхгаузен и Калиостро остались одни перед молчаливым и печальным гигантом.
– Ну что, Калиостро, – вздохнул Мюнхгаузен. – С чего начнем? Может, пощекочем его? Или расскажем ему пару-тройку смешных историй из моей бурной биографии?
Калиостро задумчиво посмотрел на дерево.
– Думаю, щекотка здесь не поможет. И твои байки, боюсь, тоже. Это дерево слишком старо и мудро для таких простых развлечений. Нам нужно что-то… что-то особенное. Что-то, что затронет его душу. Если, конечно, у деревьев есть душа.

Они долго стояли в молчании, размышляя, как же рассмешить Старое Дерево. Мюнхгаузен вспоминал все самые смешные анекдоты и истории, которые он знал, но ни одна из них не казалась подходящей. Калиостро пытался настроиться на «волну» дерева, понять его мысли и чувства, но дерево молчало.
Внезапно Калиостро что-то заметил у подножия дерева. Это был маленький, едва заметный росток, пробивающийся сквозь сухую землю. Росток был тоненьким и хрупким, но он тянулся к солнцу, полный жизни и надежды.
– Смотри, Мюнхгаузен! – прошептал Калиостро, указывая на росток. – Жизнь! Новая жизнь! Может быть, это то, что нужно Старому Дереву? Может быть, оно грустит потому, что чувствует себя старым и одиноким, а этот маленький росток напомнит ему о том, что жизнь продолжается, что всегда есть место для обновления и радости?

И Калиостро осенила идея. Он достал из своей походной сумки одну из баночек с волшебными гномьими красками, которую им подарил дракон-художник. Это была ярко-зеленая краска, пахнущая весенней травой и свежестью. Калиостро обмакнул в нее кончик своего крыла и осторожно, очень нежно, коснулся одной из сухих, безжизненных ветвей Старого Дерева.
И случилось чудо. В том месте, где крыло Калиостро коснулось ветки, она вдруг ожила. На ней появились маленькие, нежно-зеленые листочки. А затем и вся ветка покрылась свежей, молодой листвой.

Мюнхгаузен ахнул от изумления. Он тут же схватил другую баночку с краской – на этот раз ярко-желтой, как солнце, – обмакнул в нее свое копыто и тоже прикоснулся к дереву. И снова чудо! Ветвь, к которой он прикоснулся, покрылась золотистыми листьями, словно осенними.
Они принялись за работу. Они раскрашивали Старое Дерево всеми цветами радуги, которые были у них в запасе. Они рисовали на его коре цветы, бабочек, птиц. Они превращали его сухие, безжизненные ветви в живые, цветущие побеги. Они вкладывали в эту работу всю свою душу, все свое воображение, всю свою любовь к жизни.
И Старое Дерево… оно начало меняться. Его кора разгладилась, морщины исчезли. Ветви его наполнились соком и силой. А на самой его вершине распустился огромный, прекрасный цветок, похожий на солнце.
И вдруг дерево… засмеялось. Да-да, именно засмеялось! Громким, переливчатым смехом, похожим на звон тысячи колокольчиков. Этот смех был таким заразительным, что Мюнхгаузен и Калиостро тоже не удержались и рассмеялись вместе с ним. Смеялся и Лешик, который вернулся с пустыми руками (сыр он, видимо, так и не нашел, или нашел, но съел по дороге) и теперь с изумлением смотрел на преобразившееся дерево.

– Вы… вы сделали это! – пролепетал он, вытирая слезы смеха. – Вы рассмешили Старое Дерево! Я… я никогда не думал, что это возможно! Вы настоящие **смехотворцы-чудоделы**!
Старое Дерево, отсмеявшись, заговорило. Голос у него был низкий, глубокий, как шум леса после дождя.
– Спасибо вам, маленькие странники, – сказало оно. – Вы вернули мне радость жизни. Вы напомнили мне о том, что даже после самой долгой зимы всегда приходит весна. Я было совсем забыл об этом в своей тысячелетней печали. В благодарность за это я открою вам тайну. Тайну Солнцегрызного Луга.

Мюнхгаузен и Калиостро затаили дыхание.
– Солнцегрызный Луг, – продолжало Дерево, – это не просто место. Это состояние души. Это умение видеть красоту в обыденном, находить радость в малом, творить добро и делиться им с другими. Вы уже нашли его, когда раскрашивали меня. Когда смеялись вместе со мной. Когда дарили мне свою любовь и свое искусство. Солнцегрызный Луг – он всегда с вами. В ваших сердцах.
Но если вы ищете место, которое люди называют этим именем… то оно действительно существует. Оно находится далеко на востоке, за Стеклянными Горами, в долине, где время остановилось. Там растет трава, которая светится вечным светом, и живут существа, которые познали тайну вечной молодости. Но путь туда долог и опасен. И не каждый, кто отправляется туда, достигает цели. Многие гибнут в пути. А те, кто доходят… не всегда находят то, что искали. Потому что истинное сокровище – не там, а здесь. Внутри вас.

Дерево замолчало. Мюнхгаузен и Калиостро тоже молчали, обдумывая его слова. Лешик же, кажется, ничего не понял, но был очень доволен тем, что Старое Дерево снова смеется.
– Ну что, – сказал он, подпрыгивая от нетерпения. – Я обещал показать вам дорогу из леса. И я сдержу свое обещание. Идемте! И не забудьте прихватить с собой немного этих ваших волшебных красок! Они мне еще пригодятся. Я тут задумал один **арт-проект**… с мухоморами.

Он повел их по тайной тропинке, о которой знал только он. Тропинка вывела их на опушку леса, где их уже ждали ишаки с тележкой. Лес остался позади, а впереди расстилалась новая, неизведанная земля.
– Ну вот, – сказал Лешик, прощаясь. – Дальше сами. Удачи вам в ваших поисках. И помните слова Старого Дерева. Они мудрые. Хоть я и не все понял.
Он помахал им на прощание своей маленькой ручкой и скрылся в лесной чаще.
Мюнхгаузен и Калиостро посмотрели друг на друга.
– Ну что, Калиостро, – сказал Мюнхгаузен. – Похоже, наше путешествие становится все более… философским. Солнцегрызный Луг в наших сердцах… Это, конечно, красиво. Но я бы все-таки предпочел найти и материальный его эквивалент. С золотом, бриллиантами и, возможно, бесплатным пивом.
Калиостро усмехнулся.
– Я тоже не против материальных благ, мой друг. Но слова Старого Дерева заставили меня задуматься. Может быть, мы действительно ищем не то и не там? Может быть, главное – не цель, а сам путь? И те открытия, которые мы делаем на этом пути? В том числе и открытия в самих себе?
Он посмотрел на восток, где за горизонтом маячили новые, еще более загадочные горы.
– Как бы то ни было, – сказал он, – мы не можем остановиться на полпути. Стеклянные Горы ждут нас. И кто знает, какие еще чудеса и испытания приготовила нам судьба? Вперед, Мюнхгаузен! Навстречу новым приключениям! И пусть Солнцегрызный Луг всегда будет в наших сердцах! Даже если мы его так и не найдем. Или найдем совсем не то, что ожидали. Это и есть **жизнестранствие**.

И они пошли вперед, унося с собой мудрость Старого Дерева, смех Лешика и немного волшебных гномьих красок. А Шепчущий Лес остался позади, храня свои тайны и ожидая новых путников, которым он мог бы поведать свои истории. Или превратить в шепчущие деревья. Это уж как повезет.

Глава 13: Стеклянные Горы и Город Иллюзий

Стеклянные Горы были видны издалека. Они сверкали и переливались на солнце всеми цветами радуги, словно гигантские кристаллы, выросшие из-под земли. Красота их была завораживающей, но и какой-то холодной, неживой. Когда Мюнхгаузен и Калиостро приблизились к ним, они увидели, что горы действительно сделаны из цельного, прозрачного стекла, такого гладкого и скользкого, что взобраться на них казалось невозможным.

– Ну и ну, – присвистнул Мюнхгаузен, с опаской разглядывая сверкающие склоны. – Вот это **стеклогромадины**! Как же мы через них переберемся? Ишаки наши точно не альпинисты. Да и я, честно говоря, не горю желанием испытывать на прочность свою шкуру о эти острые грани.
Калиостро тоже был озадачен. Он облетел горы со всех сторон, но не нашел ни одного прохода, ни одной тропинки. Стеклянные стены уходили высоко в небо, теряясь в облаках.
– Похоже, это тупик, – констатировал он, вернувшись к Мюнхгаузену. – Эти горы неприступны. Старое Дерево, конечно, мудрое, но оно, видимо, забыло упомянуть об этой маленькой детали. Или, может быть, это очередное испытание нашей смекалки?

Они сидели у подножия Стеклянных Гор, размышляя, что делать дальше. Ишаки мирно щипали редкую травку, которая еще росла на границе стеклянного царства. Солнце припекало, а от гор исходил странный, едва уловимый звон, словно пели мириады крошечных колокольчиков.
Внезапно Мюнхгаузен заметил что-то странное. В одной из стеклянных стен, прямо перед ними, появилось какое-то движение. Стекло начало рябить, как вода, а затем в нем открылся проход – темный, манящий туннель, ведущий куда-то вглубь горы.
– Смотри, Калиостро! – закричал Мюнхгаузен, указывая на проход. – Дверь! Настоящая дверь! Может, это и есть тот самый путь, о котором говорило Старое Дерево?

Калиостро с подозрением посмотрел на внезапно появившийся туннель.
– Это очень странно, – сказал он. – Этот проход… он появился слишком вовремя. И слишком… легко. Я не люблю, когда все дается так просто. Обычно за этим скрывается какой-то подвох.
– А я люблю, когда все просто! – возразил Мюнхгаузен. – Надоели мне эти сложности и испытания! Хочу немного простого, незамысловатого приключения! С сокровищами, принцессами и счастливым концом! Пойдем, посмотрим, что там! Вдруг это вход в пещеру Али-Бабы? Или, еще лучше, в винный погреб какого-нибудь доброго волшебника? Твоя **подозрительность** нас до добра не доведет!

И он, не дожидаясь ответа Калиостро, смело шагнул в темный туннель, таща за собой упирающихся ишаков. Калиостро тяжело вздохнул и полетел следом. Ему совсем не нравилась эта затея, но оставлять Мюнхгаузена одного в таком сомнительном месте он не мог.
Туннель был длинным и извилистым. Он то сужался, так что им едва удавалось протиснуться, то расширялся, образуя огромные залы, стены которых были украшены причудливыми узорами из разноцветного стекла. Воздух здесь был теплым и влажным, а откуда-то издалека доносилась тихая, завораживающая музыка.

Наконец туннель вывел их в огромную пещеру, залитую мягким, рассеянным светом, источник которого был непонятен. В центре пещеры, на возвышении из хрусталя, стоял город. Да-да, настоящий город, построенный целиком из стекла! Дома, башни, мосты, фонтаны – все сверкало и переливалось, создавая впечатление чего-то нереального, волшебного. По улицам города двигались фигуры, тоже сделанные из стекла, – прозрачные, хрупкие, безмолвные.
Мюнхгаузен ахнул от восторга.
– Вот это да! – прошептал он. – Это же… это же сказка! Настоящий Стеклянный Город! Я всегда мечтал побывать в таком месте! Смотри, Калиостро, какие красивые дома! А какие жители! Наверное, они очень добрые и гостеприимные! Пойдем познакомимся!

Калиостро, однако, не разделял его восторга. Он с подозрением разглядывал стеклянный город и его обитателей.
– Этот город… он слишком идеален, – сказал он. – И эти жители… они неживые. Это просто куклы. Иллюзии. Мне кажется, мы попали в ловушку.
– Какая еще ловушка? – отмахнулся Мюнхгаузен. – Ты всегда видишь во всем подвох! Это просто очень красивый город, населенный очень красивыми… э-э-э… существами. Может быть, они просто стеснительные? Или не умеют говорить? Пойдем, я с ними поговорю! Я умею находить общий язык с кем угодно! Даже со стеклянными человечками! Мое **коммуникаторство** не знает границ!

И он, не слушая возражений Калиостро, направился к городу. Калиостро полетел за ним, готовый к любым неожиданностям.
Когда они вошли в город, их никто не встретил. Стеклянные жители продолжали двигаться по своим делам, не обращая на них никакого внимания. Мюнхгаузен пытался заговорить с ними, но они не отвечали, словно не слышали его. Он даже попытался пожать руку одному из них, но его рука прошла сквозь стеклянную фигуру, как сквозь воздух.
– Странно, – пробормотал Мюнхгаузен, озадаченно глядя на свою руку. – Они… они нематериальные? Или это я стал привидением?

– Я же говорил, это иллюзия, – сказал Калиостро. – Этот город – просто красивая картинка, созданная кем-то… или чем-то… чтобы заманить сюда неосторожных путников. Вопрос – зачем?
И тут они услышали голос. Он был мягким, вкрадчивым, обволакивающим, как туман. Он исходил отовсюду и ниоткуда.
– Добро пожаловать в Город Иллюзий, о путники! – сказал голос. – Я – Хранитель этого города. Я рад приветствовать вас в своих владениях. Здесь вы найдете все, о чем мечтали. Любые удовольствия, любые желания… все будет исполнено. Вам нужно только… остаться здесь. Навсегда.

Мюнхгаузен и Калиостро переглянулись. Голос звучал дружелюбно, но в нем было что-то… зловещее.
– А кто ты, Хранитель? – спросил Калиостро, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – И почему мы должны остаться здесь? Нам нужно идти дальше. Мы ищем Солнцегрызный Луг.
Голос рассмеялся – тихим, шелестящим смехом.
– Солнцегрызный Луг? Зачем он вам? Это же просто старая сказка. Выдумка. А здесь… здесь реальность. Реальность ваших желаний. Посмотрите вокруг. Разве это не прекрасно? Разве вы не хотели бы жить в таком городе, где все ваши мечты сбываются?

И тут Мюнхгаузен увидел… он увидел себя, стоящего на вершине горы из золота, в окружении прекрасных гурий, которые подносили ему кубки с вином и осыпали его лепестками роз. А рядом стоял сундук, набитый бриллиантами, такой большой, что в нем мог бы поместиться целый ишак.
– Ого! – вырвалось у него. – Это… это же то, о чем я всегда мечтал! Золото! Красавицы! Вечный праздник!
Он уже готов был броситься к этой манящей картине, но Калиостро успел его остановить.
– Осторожно, Мюнхгаузен! – крикнул он. – Это тоже иллюзия! Он пытается соблазнить тебя! Не поддавайся!

Калиостро тоже видел перед собой видение – огромную библиотеку, заполненную древними фолиантами, содержащими все знания мира. И он, Калиостро, сидит в удобном кресле у камина и читает, читает, читает… Познавая все тайны вселенной. Это была его самая заветная мечта. Но он понимал, что это тоже обман.
– Мы не останемся здесь, Хранитель! – твердо сказал Калиостро. – Мы идем дальше! И никакие твои иллюзии нас не остановят! Мы знаем, что истинное счастье – не в исполнении всех желаний, а в стремлении к цели, в преодолении трудностей, в познании нового! Это и есть наш **иллюзиобой**!

Голос снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе слышались нотки раздражения.
– Глупцы! – сказал он. – Вы не понимаете своего счастья! Вы могли бы получить все! А вы выбираете… путь! Трудности! Неизвестность! Зачем?
– Затем, что это и есть жизнь! – воскликнул Мюнхгаузен, который уже пришел в себя от первого соблазна. – Жизнь – это приключение! А не сидение на горе из золота в окружении скучных красавиц! Я выбираю приключение! Я выбираю Солнцегрызный Луг! Даже если его не существует! Я его найду! Или придумаю! Но я не останусь в твоей стеклянной тюрьме!

– Тюрьме? – Голос Хранителя стал холодным и жестким. – Да, это тюрьма! Тюрьма для тех, кто не умеет ценить красоту и покой! И вы из нее не выйдете! Никогда! Стены этого города сомкнутся вокруг вас! И вы станете такими же стеклянными куклами, как и остальные его обитатели! Навеки!

И тут стеклянные стены города действительно начали двигаться. Они сжимались, грозя раздавить Мюнхгаузена, Калиостро и их несчастных ишаков. Стеклянные жители, до этого безучастные, вдруг ожили и с угрожающим видом двинулись на них, протягивая свои прозрачные руки.
– Что будем делать? – закричал Мюнхгаузен, отбиваясь от наступающих стеклянных фигур своей старой попоной (саперную лопатку он так и не нашел после битвы со Стервятником). – Они нас сейчас превратят в **стеклолом**!

Калиостро лихорадочно соображал. Нужно было найти слабое место Хранителя Иллюзий. А слабым местом любой иллюзии является… реальность.
– Мюнхгаузен! – крикнул Калиостро, уворачиваясь от стеклянной руки, которая едва не схватила его за крыло. – Краски! Гномьи волшебные краски! Помнишь, что сделало Старое Дерево, когда мы его раскрасили? Оно ожило! А эти иллюзии – они мертвы! Попробуй! Нарисуй что-нибудь! Что-нибудь живое, настоящее! Или наоборот – такое **небывало-несусветное**, чтобы эта стеклянная логика треснула!

Мюнхгаузен, которого как раз прижал к стенке особенно настырный стеклянный воин с прозрачным мечом, на мгновение опешил. Краски? Точно! Как он мог забыть!
– Гениально, Калиостро! – рявкнул он, с силой отталкивая стеклянного нападающего, который рассыпался на тысячу осколков с мелодичным звоном, но тут же начал собираться обратно. – Сейчас я им устрою такое **живописно-хулиганство**, что их Хранитель Иллюзий сам попросится в отставку!

Он лихорадочно полез в седельную сумку на одном из перепуганных ишаков и вытащил баночки с гномьими красками.
– Ха! – торжествующе воскликнул он, откупоривая первую попавшуюся банку – с ярко-алой краской, пахнущей спелой земляникой. – Ты хотел иллюзий, стеклянный ты призрак? Получай! Я тебе нарисую такую реальность, от которой у тебя все твои хрустальные шарики за ролики заедут!

И Мюнхгаузен, обмакнув свое копыто прямо в банку, с размаху принялся рисовать на наступающей стеклянной стене. Он рисовал с яростью и вдохновением, достойными самого дракона-художника. Он рисовал не просто узоры или цветы. Он рисовал сцены из своих самых невероятных приключений!
Вот он, барон Мюнхгаузен, летит на пушечном ядре прямо в пасть Луне, которая испуганно таращит свои кратерные глаза! Вот он вытаскивает себя вместе с конем из болота за собственную баранью челку, а вокруг квакают от удивления лягушки размером с теленка! А вот он сражается с гигантским морским змеем, у которого вместо чешуи – золотые монеты, а изо рта пышут мыльные пузыри с запахом рома!

Краски гномов были действительно волшебными. Там, где копыто Мюнхгаузена касалось стеклянной стены, она не просто окрашивалась – она оживала! Нарисованные им сцены становились объемными, почти реальными. Пушечное ядро с грохотом проносилось по стене, оставляя за собой огненный след. Лягушки начинали квакать так громко, что у стеклянных жителей звенело в их прозрачных ушах. А морской змей так яростно щелкал своими золотыми чешуйками, что они осыпались на пол настоящим дождем!

Стеклянные фигуры, наступавшие на них, останавливались в замешательстве. Они с удивлением разглядывали эти буйные, хаотичные, полные жизни картины, которые так резко контрастировали с их собственным холодным, упорядоченным, мертвым миром.
Голос Хранителя Иллюзий снова зазвучал, но теперь в нем слышались не только раздражение, но и нотки страха.
– Что… что ты делаешь, безумный баран? Прекрати! Ты разрушаешь гармонию! Ты вносишь хаос в мой идеальный мир! Твои **врак-картины** отвратительны!

– Гармонию? Идеальный мир? – хохотнул Мюнхгаузен, продолжая свое буйное творчество. Теперь он рисовал Калиостро, который сидел на вершине горы из книг и читал заклинание, от которого у всех сборщиков налогов вырастали ослиные уши. – Да твой идеальный мир – это скучная, холодная тюрьма! А я несу в него жизнь! Радость! И немного здорового бараньего безумия! Получай!

Калиостро тоже не сидел сложа руки. Он схватил баночку с ультрамариновой краской и начал рисовать на полу огромное, бурное море, из которого выпрыгивали веселые дельфины и русалки, махавшие им хвостами. Стеклянный пол под его крылом превращался в настоящую воду, которая начинала заливать город.
Ишаки, почувствовав запах свободы (и немного испугавшись нарисованного Мюнхгаузеном морского змея), тоже принялись помогать. Они лягали стеклянные стены своими копытами, которые Мюнхгаузен предусмотрительно вымазал черной, как смоль, краской. На стенах оставались огромные черные кляксы, похожие на дыры в небытие.

Город Иллюзий начал рушиться. Стеклянные дома трескались и осыпались, фонтаны переставали бить, а безмолвные жители с ужасом смотрели, как их хрупкий мир распадается на части. Мягкий, рассеянный свет, заливавший пещеру, начал меркнуть, уступая место густому, вязкому сумраку.
– Нет! – закричал Голос Хранителя, и в его крике слышалось отчаяние. – Остановитесь! Вы не понимаете, что творите! Вы разрушаете красоту! Вы уничтожаете мечту!

– Мы уничтожаем ложь! – прокаркал Калиостро, дорисовывая на своей морской картине пиратский корабль под черными парусами, который тут же дал залп из всех пушек (нарисованных, конечно). – А красота… истинная красота не боится правды! И мечта… настоящая мечта не живет в стеклянной клетке! Твой **иллюзиопарк** закрывается на вечный ремонт!

Стеклянные стены вокруг них с оглушительным треском начали рушиться. Огромные куски стекла падали на пол, разбиваясь на мириады осколков. Город Иллюзий превращался в груду сверкающего мусора.
Внезапно одна из стен, на которой Мюнхгаузен как раз дорисовывал свой автопортрет в виде крылатого барана, летящего на радуге, с грохотом обрушилась, открывая за собой… тот самый темный туннель, по которому они вошли в эту пещеру!
– Скорее! – закричал Мюнхгаузен, указывая на проход. – Вот наш выход! Бежим, пока нас тут не завалило окончательно!

Они бросились к туннелю – Мюнхгаузен, Калиостро, ишаки с тележкой. Позади них Город Иллюзий агонизировал, сотрясаясь в последних конвульсиях. Голос Хранителя затих, словно его поглотила тьма.
Они бежали по туннелю, который тоже начал осыпаться. С потолка падали стеклянные сосульки, стены трескались, а пол уходил из-под ног. Но они упорно продвигались вперед, к спасительному выходу.
И вот, наконец, свет! Яркий, солнечный свет! Они вырвались из Стеклянных Гор!

Они оказались на небольшой каменистой площадке, на краю глубокой пропасти. Позади них Стеклянные Горы с оглушительным грохотом обрушивались сами в себя, превращаясь в гигантскую воронку из сверкающих осколков. Еще немного – и их бы погребло под этой лавиной.
Мюнхгаузен, тяжело дыша, опустился на землю.
– Уф-ф… – выдохнул он. – Кажется… кажется, мы это сделали. Прощай, Город Иллюзий. И спасибо за… э-э-э… незабываемые впечатления. Хоть и немного нервные.

Калиостро опустился рядом с ним. Он тоже был изрядно потрепан, но в его глазах светилась победа.
– Да, мы справились, – сказал он. – Мы разрушили иллюзию. Но… куда мы попали теперь?
Они посмотрели вокруг. Перед ними, за пропастью, расстилалась совершенно новая, незнакомая земля. Это была долина, но не зеленая и цветущая, как долина гномов-солнцепасов, а какая-то странная, призрачная. Все в ней было подернуто легкой серебристой дымкой, сквозь которую угадывались очертания причудливых деревьев с изогнутыми стволами и зданий, похожих на руины древних замков. Воздух был неподвижен, и стояла абсолютная, почти нереальная тишина. Время здесь, казалось, действительно остановилось.
И над всей этой долиной, прямо в центре, висел огромный, неподвижный диск, похожий на луну, но излучавший не холодный, а мягкий, теплый, золотистый свет. Этот свет заливал всю долину, придавая ей какой-то потусторонний, мистический вид.

– Что это… за место? – прошептал Мюнхгаузен, чувствуя, как по его спине пробегает холодок. – И что это за… луна-солнце?
Калиостро напряженно всматривался в долину. Его древние глаза пытались проникнуть сквозь дымку, разгадать тайну этого странного места.
– Я не знаю, – сказал он наконец. – Но у меня такое чувство… что мы очень близко. Очень близко к тому, что искали. Или к чему-то… еще более невероятному.
Внезапно из серебристой дымки, окутывавшей долину, отделилась фигура. Она была высокой и стройной, закутанной в длинный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Фигура медленно двигалась по воздуху, не касаясь земли, и направлялась прямо к ним. Когда она приблизилась, они увидели, что из-под капюшона сверкают два глаза – яркие, как звезды, и холодные, как лед.
– Кто вы, странники? – прозвучал голос, тихий, но властный, лишенный каких-либо эмоций. – И что привело вас в Долину Вечного Покоя, на порог Храма Застывшего Времени? Говорите. И помните: здесь ложь не имеет силы. А правда… может убить.

Мюнхгаузен и Калиостро переглянулись. Похоже, их приключения вступали в новую, еще более загадочную и опасную фазу. Кто эта таинственная фигура? Что скрывает Долина Вечного Покоя? И что ждет их в Храме Застывшего Времени? Ответы на эти вопросы им еще предстояло найти. Если, конечно, они переживут встречу с этим безмолвным стражем, чьи глаза обещали не радушный прием, а суровое испытание. Или… нечто худшее.